Воительница Лихоземья - стр. 13

– О, да, бедный отец! Что бы он стал делать без наследника, которому можно передать бразды правления?

– Он тебя любит, Расмира. Твоя смерть его бы сломила.

Из-за его планов на меня. Сама по себе я же ничего не значу.

– По крайней мере мать была бы счастлива, – шепчу я.

Сестра тыкает пальцем в мой опухший глаз. Я издаю крик, который наверняка разбудил Ашари, чья комната находится по соседству с моей.

– Какого черта, Иррения? – осторожно прикрываю глаз рукой, стараясь его не задеть.

– Не смей так говорить! У всех свои заботы, и не нужно делать проблемы матери и отца своими. Ты ни в чем не виновата. – Она поддевает пальцем мой подбородок, чтобы я посмотрела ей в глаза. – Я тебя люблю. Похоже, и тому парнишке ты небезразлична. Наставники тебя обожают. В любом случае ты заслуживаешь быть любимой. Просто не все умеют показывать свои чувства. Зато ты не повторишь их ошибки.

– Ты ужасно мудрая, знаешь ли, – говорю я ей. – А еще самая добрая. – Последнюю фразу я говорю ей каждый день. Если кто и заслуживает место в раю Рексасены, так это Иррения. Поэтому я постоянно упоминаю сестру в ежевечерних молитвах богине.

– Ну, хватит уже говорить обо мне, – отвечает Иррения. – Давай лучше подумаем, как навести твоего парня на мысли о поцелуе.

Идеи сестры были одна безумнее другой: оказаться с ним взаперти в каком-нибудь темном чулане, нарочно споткнуться и упасть к нему в объятия, попросить вынуть воображаемую соринку из глаза. Однако я решила, что не буду больше ждать решительных действий от Торрина.

Я поцелую его сама.

А успешное прохождение обряда инициации станет отличным поводом.

Я обдумываю эту мысль и даже не замечаю, как проваливаюсь в сон, по-прежнему сидя на полу в спальне. Наутро ноющая спина и затекшая шея позволяют мне заявлять, что я тоже понесла наказание.

Чтобы собраться, мне достаточно принять ванну, надеть комплект чистой одежды, затянуть пряжки на сапогах. На столе еще вчера я разложила свои доспехи. Кузнецы подгоняют их железные пластины по индивидуальным меркам. Мои доспехи сидят на мне как влитые. Каждое утро я с гордостью облачаюсь в них, предпочитая начинать снизу. Я по очереди затягиваю ремни на поножах[1] из двух отдельных пластин, затем перехожу к щиткам над коленями. С ними приходится повозиться, но я справляюсь. Через голову натягиваю нагрудник и застегиваю пряжки, вспоминая выражение лица батюшки, когда кузнецам пришлось скруглить пластину по форме груди. За ним следует защита для рук.

Наконец я отработанным движением продеваю топор в специальную перевязь на спине.

Дважды проверяю, все ли на месте, правильно ли закреплено и не мешает ли при движении.

Раздается стук в дверь, и мое сердце чуть не выпрыгивает из груди. Иррения собиралась с самого утра быть у пациентов, так что это точно не она.

Отец.

Он стремительно пересекает комнату и придирчиво осматривает меня с головы до ног, сложив руки за спиной. Затем он удовлетворенно кивает:

– Глаз уже заживает, Иррения постаралась на славу. Я горжусь тобой, Расмира. Сегодня ты отлично справишься. Забудем про вчерашнюю выходку.

Уверена, Торрин бы тоже не отказался от подобного великодушия.

– Обычно члены семьи вручают подарки после успешного завершения инициации, однако я хочу отдать тебе свой прямо сейчас.