Водолаз Его Величества - стр. 21
В зимние месяцы Припять замерзала, покрываясь толстым слоем крепкого льда. По нему ходили пешком с одного берега на другой, ездили на санях, катались на коньках, долбили лунки и ловили сладкую зимнюю рыбу.
И надо же было случиться, что на самой середине реки, там, где подледное течение сильнее всего, вскрылась полынья. То ли рьяные рыболовы переусердствовали с лунками и лед треснул, то ли Промысел Божий выбрал себе жертву для искупления бед еврейского народа, кто может знать?
Угодил в полынью не кто иной, как Лейзер, провалившись с разбега по самую шею. Он спешил домой на обед из синагоги и думал, разумеется, об ангелах, каббале, Небесной колеснице и прочих важных вещах, поэтому на полынью попросту не обратил внимания.
В тот день задувал ветер, и пока выбравшийся из полыньи Лейзер добирался домой, его одежда, борода, усы и даже брови покрылись тоненькой корочкой льда.
Дома он переоделся, пообедал, до пота напился чаем с вареньем и вернулся в синагогу. Вечером Лейзер чувствовал себя вполне нормально, только чуть покашливал, но утром следующего дня не смог встать с постели. Его бил озноб, щеки горели лихорадочным румянцем, а горло сдавила невидимая рука, мешая дышать и даже говорить.
Встревоженная Рохеле тут же достала из укромного места яблоко ребе Аарона и сунула под подушку зятю. Впервые за все годы оно не подействовало, больной впал в забытье. Лицо вытянулось, на смену румянцу пришла смертельная бледность.
Михл побежал к цадику, а Двора-Лея, не останавливаясь, читала псалмы, то и дело отирая катящиеся слезы. Увы, ребе Шломо Бенцион был в отъезде.
Привели доктора. Крупный, с крючковатым носом и громогласным басом, он определил плеврит, отягощенный лихорадкой.
– Вот порошки, – пробасил доктор. – Разводить в стакане теплой воды и поить больного каждые шесть часов. Но хочу сразу предупредить, надежды мало. Молитесь.
Двора-Лея инстинктивно подхватила со стола книжечку псалмов и прижала к груди.
– Да не Богу, – досадливо поморщился атеист-доктор. – Молитесь, чтобы организм переборол недуг. Будь больной постарше, я бы уже советовал заказывать саван. Но поскольку мы имеем дело с относительно молодым человеком, есть надежда, что здоровое естество возьмет верх.
Доктор ушел, Двора-Лея принялась разводить порошки, а Рохеле, вытащив из-под подушки мешочек с яблоком, побежала на могилу ребе Аарона.
Вернулась она спустя два часа, замерзшая с осунувшимся лицом. Только глаза светились по-молодому тепло. Помыв руки, она размотала шерстяную шаль, в которую была завернута от подбородка до пояса, вытащила из глубин одежды мешочек с яблоком и вернула его под подушку Лейзера.
– Все будет хорошо, доченька, – сказала она Дворе-Лее. – Все будет хорошо.
В ее голосе сквозила такая уверенность, что Двора-Лея без расспросов поверила матери.
То ли порошки сделали свое дело, то ли, как надеялся доктор, организм победил хворь, то ли яблоко после молитвы на могиле ребе Аарона вновь стало действовать, но к утру жар спал, больной открыл глаза и слабым голосом позвал жену.
– Дворале, я видел Тараса, – еле слышно прошептал он.
– Какого еще Тараса? – заподозрив неладное, Двора-Лея осела на край кровати.
– Нашего котера.
Тарасом звали кота, жившего у них много лет. Евреи Чернобыля не любили держать в доме нечистых животных. И если уж приходилось завести кота для борьбы с мышами, место ему отводили в сарае или хлеву.