Во власти теней - стр. 20
Без сомнения, это было нелогично и наивно, но сама мысль, что ее сын может стать воином, уважающим единственно силу или даже насилие, приводила ее в ужас. За свою недолгую жизнь Фьора слишком часто и слишком близко соприкасалась с войной, чтобы находить в ней что-либо привлекательное. Война внушала ей отвращение.
– А если это будет девочка? – спросила Леонарда, которой молодая женщина всегда поверяла свои мысли.
– Я никогда об этом даже не думала. Для меня ребенок Филиппа может быть только мальчиком. И, между прочим, нужно, чтобы он оказался мальчиком! Не подумайте, однако, что я не смогла бы полюбить малютку, окажись она девочкой! Совсем наоборот, ведь она будет похожа на меня. И в один прекрасный день, как водится, ее придется отдать некоему молодому человеку, который поведет ее к алтарю. Но я убеждена, что мне надо готовиться к продолжению рода Селонже.
Фьора не добавила более ничего, но втайне уповала на то, что любовь к сыну заставит Филиппа сильнее дорожить семейной жизнью.
А пока что она занялась приготовлениями к этому великому событию, благоразумно выслушав советы Леонарды и Перонеллы. Эта последняя без конца ломала себе голову, колдуя над приготовлением блюд, которые вместо того, чтобы внушать будущей матери отвращение, вызывали бы у нее аппетит. Поэтому сочные, но плохо усваивающиеся свиные колбасы, составлявшие гордость Тура, пришлось заменить более легкой пищей. Фьору потчевали теперь всевозможными блюдами из молочных продуктов и творога, воздушных сладостей, мягкого и сочного мяса птицы и самой лучшей рыбой, какую только мог выловить в Луаре Этьен. Во время приступов тошноты ее поили отварами из мяты и мелиссы.
Когда по весне все склоны покрылись яркими цветами примул, а деревья в саду стали вдруг похожи на огромные белые и розовые букеты, Фьора, миновав самый первый этап своих испытаний, почувствовала себя гораздо лучше, чего с ней давно уже не случалось, и с жаром включилась в хлопоты по подготовке приданого для новорожденного.
В их доме текла тихая, спокойная и уединенная жизнь. Фьора была этим даже довольна. Был момент, когда она опасалась, как бы близкое соседство с королевским замком не сломало ход ее размеренной жизни. Без сомнения, так оно и было бы, если бы Людовик XI оставался все еще в Плесси. Однако на следующий день после прибытия путешественниц он с большей частью своей свиты покинул свое излюбленное жилище и отправился на север страны для воссоединения со своей армией.
В сущности, он не собирался никому перепоручать заботу о так называемом «наследстве» Карла Смелого и практически не оставил своему врагу никаких шансов вырваться из капкана в Нанси: почти в тот самый момент, когда лед озера Сен-Жан сомкнулся над телом умиравшего властителя, последнего из рода герцогов Бургундских, армия французского короля уже занимала позиции на границе с Лотарингией. Все ждали только сигнала, чтобы ринуться в Бургундию, чьи границы были и без того разрушены. Война бушевала уже в графствах Артуа и Пикардия.
А в это время богатые фламандские города, скорее обрадованные, чем опечаленные смертью герцога, освободившей их от его обременительного покровительства, дали понять Марии Бургундской, что сейчас уже не то время, когда можно поднимать вопрос об их старинных привилегиях, и что, как бы там ни было, она в своем дворце в Генте скорее узница, нежели государыня. В доказательство чего они отрубили головы последнему канцлеру Бургундии Гюгонне и сиру д'Умберкуру, бывшему одним из самых верных советников Марии.