Во власти страха - стр. 21
Я снизила скорость, о чем сразу пожалела. На меня обрушились вспышки фотокамер, машину окружили набежавшие со всех сторон журналисты. Они начали долбить по стеклам, орать во весь голос, спрашивая что-то. Глаза и слух резало, паника овладела мной, но вместе, когда один из стервятников со всей силы ударил в лобовое стекло, меня затопил гнев. Я угрожающее посигналила и слегка надавила на газ, но этих ополоумевших людей мои действия нисколько не напугали.
– Проваливайте, придурки, пошли к черту! – заорала я в отчаянии и снова вдавила педаль газа в пол, уже не заботясь о том, что кого-то задавлю. Эти обезумевшие в поисках сенсации людишки напугали меня до смерти.
Как только я вырвалась, облегченно вздохнула. Вслед слышались проклятья, но мне было все равно. Я еще сильнее надавила на газ и сконцентрировалась на дороге. Руки тряслись, пот струился по спине. Наверное, я никогда не привыкну к подобному вниманию. Даже не представляю, как это может кому-то нравится, а ведь есть такие.
Интересно, что журналистам нужно от меня. Ну, ладно Маркус, но я – то им зачем?
Ответы на эти вопросы я узнала, как ни странно, из разговора со своим мастером. Мы с ней знакомы уже семь лет. Подругами, конечно, не стали, но поговорить нам было о чем. Главный плюс Линды – ненавязчивость. Она никогда не лезла в душу, пока человек сам не решит высказаться. Использовать Линду, как жилетку у меня желания не возникало, потому что сплетни о богатых и знаменитых клиентах, которыми она часто развлекала, были довольно показательны. Сегодня и вовсе настроение было не разговорное. Я в пол уха слушала щебет Линды, колдующей над моими ногтями, пока разговор не зашел обо мне.
– Ой, а вчера я тебя видела по новостям и в который раз восхитилась! – воскликнула она, на секунду отвлекаясь от работы. Я недоуменно приподняла бровь, ожидая пояснений, которые последовали незамедлительно. – Такая выдержка, смелость, невозмутимость… Да я не знаю, как это назвать! Я бы на такое не решилась даже ради сына. Поехать встречать человека, убившего моего мужа и так издевавшегося надо мной, а ты…
Меня парализовало от этих слов, мурашки побежали по коже, но Линда, не замечая моего напряжения, продолжала распинаться, приводя меня в смятение.
– Не представляю, как ты вынесла с ним ночь под одной крышей?! Многих это просто поразило. Теперь по всем каналам только и мусолят твое поведение. Мама моя вообще выдала предположение, что ты собираешься с ним жить. Прости, что травлю душу, просто я так возмущена была этим. Мы с мамой даже поругались. Я ей сказала, что не первый год тебя знаю, и ты – не дура, чтобы дважды на такие острые грабли наступать! Но шуму ты, конечно, наделала немало. Или в том и суть? – подмигнула она мне лукаво и одобрительно добавила. – И правильно! С паршивой овцы хоть шерсти клок. Черный пиар – тоже пиар.
У меня в горле пересохло, стало так не по себе, словно я сделала что-то отвратительное, постыдное. В голове на репите крутились слова: «ты – не дура, чтобы дважды на такие острые грабли наступать!». Я задыхалась от унижения и злости. Хотелось провалиться сквозь землю. В эту минуту существовало лишь общественное мнение, а четырехлетний путь к прощению, взаимопониманию, близости и родству исчез, как будто его и не было. Все стало казаться нереальным и неправильным. Я почувствовала себя действительно дурой: без гордости, самоуважения и собственного достоинства.