Во власти шторма - стр. 61
Болевой шок постепенно тухнет. Нет, он не уходит, он трансформируется в злость, ярость. Мне хочется кого-то разнести, убить, уничтожить. Завожу машину, еду. Ускоряюсь, набираю скорость, дышать тяжело, за грудиной учащённо долбит сердце. Как же хреново, нестерпимо, тошно.
Приезжаю в спорткомплекс, поднимаюсь к боксёрскому залу. Проходя мимо тренерской, слышу за дверью признаки жизни, Иваныч на месте. Прохожу дальше, зал открыт, пусто, никого пока нет. Иду к дальней груше, не надевая перчаток, бью, ещё бью, вкладываю всю свою злость в силу ударов, представляю папашу Грановской, срываюсь, первую серию ударов груша держит стоически, а потом начинается агония. Я херачу её непрерывно, не жалея сил, цепь, на которой она подвешена, лязгает, груша отлетает попеременно в разные стороны, я выплескиваю весь свой гнев, раздражение и горечь.
Не представляю, сколько проходит времени. Когда сил больше нет, а костяшки пальцев сбитые и красные, горят жаром, отхожу и сажусь на маты под ринг, прислоняюсь спиной. Замечаю в дверном проёме Иваныча. Не знаю, как долго он здесь. Он подходит и садится рядом, даёт мне бутылку воды. Пью.
- У тебя что-то случилось?
- Случилось.
- Видимо, что-то серьёзное, давно я тебя таким не видел.
Я молчу, киваю, обессилено опустив голову, я даже не знаю, как облачить в слова то, что чувствую.
- Опять что-то с отцом?
- Хуже.
- Что может быть хуже? Кто-то умер?
- Я умер…
- Мёртвые так руками не машут, Влад, - кладёт мне руку на плечо. – Можешь не рассказывать, если не хочешь. Но я знаю точно, что ты в своей жизни всякое прошёл и не сломался, и сейчас выплывешь, парень.
- Выплыву, Иваныч… Только куда? И зачем?...
- Ты что влюбился?
Тренер всегда был нашим авторитетом, мы все равнялись на него. Не человек – глыба. Всегда, даже в самую трудную минуту, знал, что сказать, как поддержать, когда дать пинка под зад. Когда не стало деда, он единственный человек, с которым я по-мальчишески делился. Он знал, про то, как мне живётся с отцом, что творится в моей семье. Во многом благодаря ему, я стал тем, кем являюсь сейчас. Когда у бабушки Шаталова не было денег купить новые перчатки, вместо разорванных старых, он покупал за свои деньги, а нам говорил, что остались от старых учеников. Он мне был роднее, чем отец, всегда чувствовал перемены в моём настроении. Вот и сейчас сходу всё понял, как так бывает?
- Влюбился, - улыбаюсь невесело, растираю сбитые воспаленные костяшки.
- Изменила?
Машу головой.
- Ушла.
Мы молчим, тишину нарушает только топот детских ног на верхнем этаже. Кажется, там зал гимнастики.
- Самое смешное, что она ещё девчонка, у нас десять лет разницы, а загнала меня в угол так, что не дохнуть, не выдохнуть. Её родители когда-то давно имели опыт пострадать от дел моего отца, и просто-напросто запретили ей со мной встречаться.
- А может, просто не сильно любила?
Вздыхаю.
- Может быть…
- А у меня Маша заболела раком.
Мозг простреливает током. Смотрю на него в полном шоке.
- Почему не сказали, Иваныч? Может, лечение какое-то нужно?
- Нет, Влад. Ничего уже не сделать, поздно выявили, опухоль неоперабельная. Дочка приехала, ухаживает сейчас за ней.
- Как же так? Давайте в Израиль попробуем.
- Врачи дали ей максимум два месяца, уже метастазы повсюду… Если можешь, найди через кого купить лекарство, чтобы обезболить. Собирал кучу справок, заседал консилиум, то, что решили дать почти не помогает.