Во власти шторма - стр. 14

- У Шаталова проблемы. Его закрыли.

- Мне говорили, что ты добывал информацию по заказчику проверок на его объектах через ментов. Сколько заплатил?

- Много…

- Дали информацию?

- Нет ещё, сегодня к вечеру должны были. Уже узнал через другие каналы.

- А сразу ко мне приехать гонор помешал?

- Не хотел беспокоить…

- А сейчас захотел? Когда жопа горит, тогда пора?

- Ты сможешь помочь?

- Что ему предъявляют?

- Хранение наркотиков.

- Подкинули?

- Я не знаю подробностей. Но наркотики он точно не хранил, ты же знаешь.

- Где его держат? Кто следак?

- Сейчас Костя к нему поехал. Когда всё выяснит, я скину информацию.

- Хорошо. Кто заказчик и что хотят?

Рассказываю, всё, что мне известно. Из дома на заднее крыльцо выходит девчонка лет двадцати в коротком, практически прозрачном халате и спускается к нам.

- Доброе утро! Витюша, ты не говорил, что ждёшь гостей, я бы переоделась.

- Я уже ухожу, - поднимаюсь.

Она подходит, целует отца в щёку и с интересом смотрит на меня. Отцу по барабану, впрочем, как всегда.

- Жду информацию, - говорит он. Хлопает её по заднице, – иди, поплавай.

Она смеётся, и направляется к бассейну. Я разворачиваюсь и иду на выход. Больше не могу смотреть на это всё.

По дороге обратно меня, по традиции, после общения с отцом, накрывает болезненными воспоминаниями из детства. Он всегда выглядел с иголочки, был человек слова, жил по понятиям своего мира. Его все уважали, с ним имели дело непростые люди. Только дома он был совершенно другой. Он изменял матери направо и налево, при этом, даже скрывать свои похождения не считал нужным. Мог заявиться домой в рубашке с помадой и демонстративно кинуть её в корзину, чтобы мама постирала. Или звонить очередной тёлке из своего кабинета, не заботясь о том, что мы всё слышим. Маме рассказывали, что видели его на заграничных курортах то с той, то с этой дамой. Однажды, когда мать положили в больницу, он привёл домой её подругу. Мне было двенадцать, я увидел их из окна своей спальни, отец думал, что я сплю, они прошли в дом, и он повёл её мимо моей двери в их с мамой спальню. А я выбежал в сад и до утра просидел в беседке.

То, что мать его боится, я понял лет в десять. У них часто происходили скандалы, и я всегда просил её уйти от него, забрать меня и сбежать. Однажды она мне сказала, что даже если мы сбежим, он найдет нас и тогда отберёт меня и мы, возможно, больше не увидимся. Она так бы и жила с ним, прогибаясь и страдая от унижений. Однажды, когда мне было шестнадцать, после очередного скандала я зашел к нему в кабинет:

- Можно тебя о чём-то попросить?

- Всё что угодно, - он улыбается. Всегда упивался своими возможностями, никогда ни в чём мне не отказывал, и ему казалось это главное – достатком можно компенсировать всё.

- Отпусти маму…

- Куда?

- Из твоей жизни… Пусть переедет в дом деда… Она очень устала от всего.

Его глаза темнеют, на лице появляется враждебность.

- Это она тебя попросила?!

- Нет. Я сам всё вижу…

- Сынок, ты мужик! Зачем ведёшься на бабские сопли? Бабы для того, чтобы рожать нам детей, а не чтобы мы их жалели.

- А потом эти дети чувствуют себя несчастными?

Он подвисает, не верит своим ушам. Что его любимчик посмел сказать что-то против него.

- Это я тебя делаю несчастным? – он повышает голос, сталь звенит в каждом слове.