Внутренняя линия - стр. 31
– Это не имеет значения. Будьте любезны отвечать на мои вопросы.
– Вы мне не доверяете?
– Вопросы веры оставим компетенции Святейшего синода.
– И все же… – щека подполковника Шведова обиженно дернулась, – это оскорбительно.
– Отнюдь нет. Это крайняя необходимость. Вы, будучи опытным боевым офицером, а не придворным шаркуном, должны понять меня. Вам дважды беспрепятственно удалось скрыться от ищеек ЧК и пересечь границу. Причем, оба раза – по вашему же утверждению – это не был подготовленный уход через «окно».
– Не совсем так, господин генерал. Во время дела Таганцева, в двадцать первом году, я действительно перешел границу на свой страх и риск. У меня была красноармейская форма, которая позволила проникнуть в приграничную зону, и загодя подготовленное командировочное удостоверение, предписывающее мне подыскать землю для артиллерийского полигона. А там, засев у реки, я дождался, пока исчезнет из виду большевистский патруль, и бросился в воду. Слава богу, в прежние годы мне доводилось встречаться с генералом Маннергеймом – его имя в Финляндии служит хорошим пропуском.
В этот раз все было по-другому. После ареста моих товарищей стало ясно, что ОГПУ – так нынче именуют ЧК – плотно взяло нас в кольцо и гонит, как волков на флажки. Я нашел убежище у своего боевого товарища – поручика Линевича, он служил красным, но только по принуждению. Его родные были взяты заложниками. К тому же он комиссован в двадцатом году после ранения, живет тихо, преподает в школе младших командиров. Я надеялся отсидеться – Линевич не принадлежит ни к каким нашим организациям, это была моя личная конспиративная квартира.
– Ближе к делу.
– Когда я уже, было, решил, что все успокоилось и можно рискнуть перейти границу, в квартиру Линевича пожаловал человек, назвавшийся Болеславом Орлинским.
– Никогда о таком не слышал.
– Это не настоящая фамилия. На самом деле – это бывший статский советник Владимир Орлов, теперь доверенное лицо самого Дзержинского. Ныне он занимает должность председателя Центральной уголовно-следственной комиссии в Петрограде или, как его теперь именуют, в Ленинграде. В восемнадцатом году по поручению генерала Алексеева этот господин пробрался в Петроград для ведения разведывательной деятельности и благодаря знакомствам устроился в Наркомат юстиции.
– Очень интересно, – кивнул Згурский, делая пометку карандашом в маленькой записной книжке. – Проверим. Что же сказал вам этот Орлов-Орлинский?
– Он сообщил, что ГПУ выследило мое убежище, и потому пришел арестовать меня до того, как это сделают чекисты.
– Для чего?
– Видите ли, пользуясь своим положением, он собрал в Петрограде большую военную организацию из бывших офицеров, нынешних краскомов армии и сотрудников милиции. Есть даже верные люди в ОГПУ. Его подчиненные совершили арест, вывезли меня и Линевича с квартиры, находившейся под наблюдением. Потом я якобы был застрелен при попытке к бегству. Ночью Орлинский с помощью верного начальника заставы переправил меня на эту сторону границы.
– Складно-складно… А где же ваш товарищ Линевич?
– Орлинский обещал позаботиться о нем.
– Н-да… – Згурский постучал карандашом по переплету записной книжки. – Предположим, вы говорите правду, хотя я в этом не убежден. Скажите мне, господин подполковник, с чего бы это вдруг законспирированному агенту такого уровня рисковать собой, чтобы спасти одного из многочисленных неудачливых боевиков генерала Кутепова?