Внутренний мир травмы. Архетипические защиты личностного духа - стр. 49
В течение первых трех недель терапии Густава между нами то и дело происходили изощренные словесные поединки, цель которых состояла в проверке надежности аналитического контейнера и обретении Густавом уверенности в том, что он может мне доверять. По мере того, как он стал «соглашаться» принимать поддержку, которую он чувствовал, начали появляться, подобно вспышкам пламени вокруг фитиля сновидений, чувства, долгое время находившиеся под спудом. Здесь я привожу первое рассказанное им сновидение, которое передает чувство невыносимой печали, скрытое в сердцевине его детского я, а также содержит архетипические фигуры Самости, защищающие его ранимый дух.
Я нахожусь в большом здании на третьем этаже. В воздухе витает страх начала Третьей мировой войны. Я захожу в туалет. Там я вижу кабинки и окно, из которого открывается панорамный вид. Какой-то 12-летний мальчик прислонился к перегородке, разделяющей кабинки, его тошнит, его глаза закрыты от страха, боли и отчаяния. Его рвет, выворачивает наизнанку. Через огромное окно я вижу вдалеке взрывы, и мои ступни ощущают дрожание, которое передается по земле от этих взрывов. Война началась. Я выбегаю прочь из туалета и устремляюсь вниз, чтобы попасть на нижние этажи и, если возможно, добраться до подвала и укрыться в бомбоубежище. Изнутри здание напоминает церковь – широкое и открытое пространство. На первом этаже толпятся люди. Над их головами, в воздухе, раздается взрыв. Однако вместо грибовидного облака, которое я ожидал увидеть, на месте взрыва разворачивается многоцветное видение, повергающее в трепет: появляется джокер, или клоун – на самом деле, ШУТ в одежде из разноцветных кусочков ткани, которая излучает люминесцентный свет. Я в ужасе. Я знаю, что это, должно быть, сам дьявол.
Это сновидение вызвало у Густава сильное беспокойство. Значит ли это, что он скоро умрет? А может быть, он на грани безумия? (На самом деле он уже пережил и «смерть», и нервный срыв, однако тогда я еще не знал об этом.) Я сказал ему, что образ 12-летнего мальчика, находящегося в отчаянии (в сочетании с темой начала Третьей мировой войны), вероятно, указывает на то, что ему, вероятно, довелось пережить какое-то событие в этом возрасте, сопоставимое по масштабу с катастрофой войны – что-то «уничтожившее его мир». Я спросил его, что он помнит о событиях, которые происходили с ним в этом возрасте, после чего начался медленный, болезненный процесс раскрытия ужасных событий, которые произошли в ту неделю, когда его мать находилась в больнице. Постепенно, шаг за шагом, из сессии в сессию мы понемногу преодолевали силы, выстроившие барьер[26], который препятствовал осознанной проработке его травматического опыта, слой за слоем снимая саван, сковавший его мумифицированный дух. Наряду с переживаниями бездонной боли и печали, каждый шаг в этом направлении сопровождался огромным сопротивлением. Перед тем как перейти к описанию этого сопротивления и к окончательной реконструкции травматического события, необходимо сказать несколько слов о фигуре шута/дьявола.