Внук моего мужа - стр. 21
— Никак, — отвечает почти безжизненно. — Он погиб. Как в дешевом кино — спасая меня, — кривит от горечи губы и отворачивается.
— Фак… Прости, пупс, я не знал… — Притягиваю ее к себе и губами касаюсь виска.
По факту Элла приходится мне теткой, но с самого ее рождения я относился к ней, как к младшей сестренке. Я знал ее тайны, дразнил, шантажировал, как любой среднестатистический старший братец. Но я ее любил. Даже после скандала с дедом она оставалась единственной причиной моей связи с этим домом.
Мы входим в гостиную, где в детстве любили играть у камина. Особенно в карты. Я мухлевал, Элла проигрывала, мы ссорились, она ревела, я получал от деда. В такие моменты как-то забывалось, что мы члены банкирской семьи, обязанные держать лицо. Мы были обычными.
Сев на диван, Элла кладет букет возле себя и вздыхает:
— Я одна. В плане мужчин. Не встретила того, кто затмил бы его.
— Еще встретишь. — Сжимаю ее руку. — Ты крутая, классная, эффектная.
— Кошка или мышка? — смеется она, припоминая мои категории. — Иногда мне кажется, что я, как Майя, выскочу замуж от безысходности и превращусь в домработницу.
— Это она уволила Ольгу?
— Ольгу выставили отсюда раньше, но думаю, если бы она задержалась, то ненадолго. Твоя бабуля — сплошное наказание. Отец развязал ей руки, и в этом доме теперь все так, как хочет она.
— И твоя кофточка в нежный цветочек? — посмеиваюсь, указав на дико пеструю блузку.
— Ох! — тяжко вздыхает Элла, бывшая модница, тщательно выбирающая себе гардероб. — У меня такой период в жизни, что порой голову помыть не успеваешь…
— Я вижу. — Киваю на ее небрежный пучок и, взяв цветы, ставлю их в вазу на столе. — Совсем запустила себя. Но теперь вернулся я, и в этой семье все наладится.
— Я запасусь попкорном и каской, — подшучивает Элла.
Поднимаю взгляд и бросаю его в окно. Вид на сад завораживает, ведь по нему прогуливается моя новоиспеченная бабушка Майя. Пофиг, что возбужденно болтает с кем-то по телефону. Подозреваю, со своим богатым мужем, жалуясь ему на выходку блудного внука. Главное, что она ярче и краше любого цветочного куста. Вот только дурман как рукой снимает, когда к ней подходит наша няня Раиса Леонидовна с черноволосым карапузом на руках. Пацану, судя по синему костюмчику, месяцев восемь. Я хорошо запомнил параметры мелкотни, повозившись с Марьянкой и Матвеем. Малышу точно нет года. А браку нашего Валентина Борисовича с его пчелкой, как минимум, полтора. Плюс — ее неотразимая ангельская улыбочка, подаренная ребенку, оказавшемуся в ее объятиях. Ее самозабвенный поцелуй в его пухлую щечку. И его ручки, с любовью обвившие ее шею.
— Чикануться можно…
— Рус? — напоминает о себе Элла.
— Мой дед что, еще и киндера ей заделал?!
Мягко говоря, я считал, что наш Валентин Борисович уже сложил оружие, стреляет только по праздникам и далеко не метко. Допустим, я ошибся. Это даже к лучшему. Не откажусь от гена жеребца. А женушка-то его каким местом думала, ложась под него? Неужели недостаточно того, что он ее просто песком посыпал? Обязательно рожать? Ради чего? Он и без дополнительного наследника с ней не разведется. Потому что элементарно моложе уже не найдет!
— Пупс, у тебя есть что-нибудь от психологической травмы?
— Двоюродный братик сойдет? — улыбается она, бесшумно подобравшись ко мне поближе и тоже выглянув в окно. — Сынуля мой.