Внучка бабы Яги - стр. 7
На дворе было довольно свежо. Эх, пора доставать из сундука справные юфтяные сапожки – холодать стало, а то ведь и застудиться недолго. Выбивая зубами бодрую дробь, я прибавила шагу, чтоб согреться. Деревня быстро осталась позади. Я, сделав небольшой крюк, чтоб лишний раз ноги не мочить, перебралась через реку по мосткам.
Лес принял меня, будто матушка раскрыла объятия непутевому чаду, как только я сошла с утоптанной тропки. Палая листва приятно покалывала босые ноги. Вкусно пахло смолой, в кронах деревьев о чем-то переговаривались птицы и хлопотливо носились рыжехвостые белки.
На Идоловой поляне ничего не изменилось с тех пор, как я была здесь последний раз. (Ну разве что не подглядывали из-за кустов похотливые глаза Еремея.) Никто не разворошил холодные угли кострища, и даже мой корявый берестяной туесок, забытый впопыхах, стоял у гладкого валуна как ни в чем не бывало.
Пора начинать балаган – сцена готова, а за зрителями дело не станет.
– Ау-у, мои подруженьки! – неуверенно начала я.
– Женьки…еньки…еньки… – отозвалось эхо.
– На кого же вы меня, горемычную, покинули?!
– Кинули-кинули… – глумливо донеслось в ответ.
Ну все, должно хватить. Хорошенького, как говорится, понемножку. Я уселась на плоский камень, подтянув под себя ноги, и стала ждать. Косые утренние лучи путались в разлапистых ветвях сосен, окружающих поляну плотным кольцом, и золотили макушку древней богини – каменного изваяния, в честь которого поляна и получила свое название. Деревенские этого места опасались. Болтали, что-де в незапамятные времена приносили здесь жертвы, да не простые – человеческие, и струилась кровь невинная, питала землицу поганым колдовством черным. Даже вещуны Трехликого, в свое время разрушившие все алтари древнего народа, обходили это место стороной. Говорили, что муторно, неспокойно на душе становится всякому, кто по ошибке или по незнанию забредал на Идолову поляну. И хотя сама я ничего подобного не чувствовала, к народным суевериям относилась уважительно. Мне хотелось верить, что толстомясая баба, воздевающая к небу руки, обладает-таки недюжинной силой, если, даже забытая, потерявшая имя, заброшенная всеми, могла охранить свое капище от чужих посягательств.
Что-то увесистое плюхнулось мне на голову и запуталось в волосах. Стряхнув на землю мохнатого паука размером с мою ладонь, я истошно заорала и ринулась куда глаза глядят. А глаза глядели уже не очень… Укус мизгиря – это вам не еж чхнул. Скорее домой, у бабушки должно быть противоядие. Не прекращая орать (надеюсь, поганая тварь сдохла от моего крика), я ломилась сквозь бурелом.
– Не кручинься, красавица, я тебя из лесу выведу, – донесся до моего уже помутненного сознания приятный ласковый голос.
Сильные руки подхватили меня, и уже через мгновение я опять была на поляне, полулежа на камне и рассматривая моего спасителя. А посмотреть было на что. Высоченный красавец, широкоплечий и мускулистый, мог заставить замереть не одно девичье сердце. Его фиалковые глаза излучали лукавство, а молочно-белые волосы напомнили мне свет далеких звезд. Мужчина – мечта. Расшитая серебром непривычного покроя одежда выдавала в моем спасителе иностранца, а остроконечные ушки…
Додумать я не успела. Красавец склонился ко мне с отчетливым намерением запечатлеть, так сказать, поцелуй. Ага, такой выведет! Не знаю, как из лесу, а уж из терпения меня – точно. Вишь, выискался! Полупроводник, ёжкин кот! Скользнув верткой змейкой с валуна, я отвесила нахалу затрещину: