Внизу наш дом - стр. 49
Много работы было на стыке крыла и фюзеляжа и со сдвижным колпаком фонаря. Пришлось повыделываться, чтобы снять турбулентность с его задних кромок. А ещё из-за риска заедания в случае повреждения полозьев в бою он мне вообще не нравился, но откидной, как у «мессера», тоже не годился – сорвёт, если открыть в полёте, а наши лётчики часто переговариваются жестами, потому что без раций. Срисовал с Фокке-Вульфа-190, за что был проклят технологами, занимавшимися оргстеклом.
А потом командировка моя закончилась, и я отправился домой. Как раз в аэроклубе настала пора интенсивной лётной подготовки – самое страдное время.
«Счастье» рухнуло на мою голову внезапно. Мои четырехлопастные винты попались на глаза кому-то из туполевских ребят. Их ведь делают на моторостроительном заводе, а авиаконструкторы интересуются. Эти «шняги» сразу «освоили» для каких-то бомбардировщиков, но мне не сказали, для каких. Хотя я точно знаю – для СБ. Те, кому положено, выяснили, что чертежи пришли из Горького и взяли за воротник Поликарпова. А тот так и сказал – субботинская шняга.
Потом была премия. Большие деньги, если кто сомневается. Ну, на мой достаток – вообще целое состояние. То есть я крепко растерялся, потому что просто не представлял себе, что с этим делать. То есть – ну, не умею я тратить. Мог бы, конечно, купить авиадвигатель, если бы они продавались, но, во-первых, не продаются, а стоят на штучном учёте. А, во-вторых, доступный, в принципе, стосильник М-11 кажется мне слабоватым – хочется чего-нибудь более солидного. Но ничего подходящего ни в памяти, ни на виду нет.
Пачку резаной бумаги привёз мне Конарев и, как принято в их ведомстве, не стал объявлять во всеуслышание о том, какой я замечательный. Он вообще как-то сумел замять шум и провернуть всё тихо. Но поймите моё затруднение – не умею я тратить такие суммы. Раньше, когда случались у меня крупные премии – отдавал жене. Они и булькали куда-то в неведомое. Но сейчас Мусенька ещё маленькая – не стоит ей даже знать о них.
На Троицу был я в семье своей суженой – обедали мы. Разговор крутился о том о сём, но вдруг средняя сестрица возьми и ляпни:
– Ты, Муська, небось, когда вырастешь – уедешь со своим лётчиком. А сюда только в гости будешь заезжать, – и на меня покосилась. Дразнится.
– Нет уж, – отвечаю, – лучше вы к нам. Вот будете у нас на Колыме…
Радость моя рассмеялась, а младшая из сестричек распахнула свои глаза и удивилась:
– Ты же говорила, что хочешь переехать на Волгу, а не на Колыму.
Тут у меня мозги и заработали по-взрослому. Ведь, действительно, жили мы в Горьком, и нам там нравилось. Сначала по частным квартирам мыкались, потом в бараке, а уж, когда хрущоб понастроили, то и в квартиру с удобствами переехали. Но сейчас-то никто не мешает мне купить домик на окраине в тихом месте. А потом, глядишь, как начнётся война, перевезти туда мать и сестёр моей ненаглядной. Отца-то не спасти – его дело солдатское. Но, глядишь, дети наши при бабушке вырастут, да с родными тётками. Это, если кто не знает – большое дело. И не придётся Мусеньке работать там, откуда всегда можно прибежать домой – дворничкой или уборщицей. Она только, когда детей подняли, устроилась библиотекарем, как мечтала.
Итак – подумаю о жилье в Горьком. Смогу ли я купить квартиру за деньги? Не уверен. Будь у меня таланты Остапа Бендера – наверное, ухитрился бы. Но, что имеем, то имеем. К мошенничеству особых способностей у вашего покорного слуги нет.