Вне закона. Бастард и попаданка - стр. 8
– Ну тогда сама иди в мэрию и жди там своих родственников. Провести тебя не могу. Там не жалуют нашего брата.
– А почему? – я захлопала глазками в надежде узнать хоть еще что-нибудь об этом странном месте.
– А потому что налоги мы не платим, с общественных работ сбегаем и можем тиснуть что-нибудь в толчее, – Пипин самодовольно почесал пятерней бороду и смачно сплюнул.
– И много налогов тут платят? – спрашиваю лишь для поддержания разговора, так как продолжаю лихорадочно соображать, на какую помощь могу рассчитывать.
– Да половину дохода! И всем плевать, сколько у тебя едоков. Крестьяне – половину урожая, торговцы – половину выручки. Сборщики налогов за всеми следят, всему учет ведут.
А мне чуть не стало плохо. Если есть крестьяне, значит есть поля, и этот дурдом не ограничивается территорией города. И если следят даже за крестьянами, то шансы быть пойманной и в отдалении от города велики. Но не сидеть же здесь и ждать, пока настоящие родные меня найдут с полицией здесь!
А есть ли у меня родные? Божечки, как же страшно не знать кто ты и где ты! Но надеюсь, вопрос «кто ты» прояснится, а вот из «где ты» надо бежать. Подальше.
– Вот и детей не заводят много. С женами не спят, чтоб те не понесли, а бегают к блудницам.
Тогда получается, что эти самые блудницы препятствуют демографическому росту. Не появляются новые налогоплательщики, соответственно, самоотверженный труд блудниц не выгоден правительству. Тогда хотя бы становится понятно, почему меня сразу в клетку и на веревку.
Мозг, кажется, уже закипал в поисках решения – как отсюда выбраться? И когда уже отчаялся, пришла безумная идея. Но поскольку она была единственной, выбирать не приходилось.
– Послушай. А ты мог бы сделать кое-что для меня? Я здесь больше никого не знаю. И ты единственный мужчина, который мне может помочь, – я сделала руками «сломанные птичьи лапки» и доверчиво заглянула ему в глаза.
А он заметил мои обожженные кисти.
– Что это? – с опаской спросил он. Хотя, думаю, и лишай ему не страшен. Но рассказывать о своих приключениях я не стала. И опять пришлось соврать.
– Не помню. Но очень болит.
И это я заметила только что. Когда петляла по улицам, убегая из тюрьмы, сидела здесь в изнеможении, я не чувствовала боли. Наверно, адреналин, который бушевал в крови, работал как анестетик.
– Обожгла чем-то, – констатировал он. – Подожди. Сейчас все сделаю.
Он взял несколько древесных угольков от давно остывшего костра, положил их на большой валун и другим камнем растолок в порошок. Достав из котомки баклагу, налил сверху немного воды, чтоб получилась кашица.
– Вот. Готово, – гордо произнес Пипин и, зачерпнув горстью «снадобье», нанес мне на руки. Причем, сделал это так быстро, что я не успела и ни отшатнуться, ни как-то по-другому среагировать. Но ужасающего вида лекарство, как ни странно, сняло жжение. Я удивленно посмотрела на доморощенного лекаря.
– Пипин, ты настоящий рыцарь. Ты спас меня!
Польщенный обращениями «единственный мужчина» и «рыцарь», он заулыбался. Очевидно, и вид беззащитной, нуждающейся в помощи девицы не мог не зацепить самые тонкие струны, которые все равно есть в душе самого черствого и расчетливого представителя сильного пола.
И он решил быть последовательным. Помогать так помогать!
– Говори, что нужно, – он примерил на себя белый рыцарский плащ, чтоб выручить несчастную потеряшку.