Влюбленные женщины - стр. 54
– Теперь мне ясно, – восхищенно воскликнула графиня, глядя, как он задорно танцует. – Мистер Беркин подобен оборотню.
Гермиона пристально взглянула на нее и пожала плечами, понимая, что только иностранка могла это заметить и сказать вслух.
– Cosa vuol’dire Palestra?[18] – произнесла она нараспев.
– Взгляни сама, – сказала графиня на итальянском. – Он не мужчина, он хамелеон, существо, постоянно меняющее свое обличье.
«Он не мужчина, не один из нас, он ненадежный», – промелькнуло в голове у Гермионы. Душа ее содрогнулась, не в силах вынести темного подчинения этому мужчине, ведь он способен отключаться, существовать отдельно, а все потому, что он непоследовательный, не мужчина, а нечто меньшее. В ее ненависти к нему было отчаяние, оно надрывало душу, разрушало, она словно разлагалась, как труп, не чувствуя ничего, кроме этого тошнотворного состояния распада, свершавшегося в ее душе и теле.
Дом был переполнен, и потому Джеральду отвели маленькую комнату, а точнее, гардеробную, примыкавшую к спальне Беркина. Когда все, взяв свечи, пошли наверх, где свет горел вполнакала, Гермиона увела Урсулу в свою комнату поболтать. В большой, необычно обставленной спальне Урсула чувствовала себя скованно. Казалось, Гермиона отчаянно молила ее о чем-то, не высказывая, однако, открыто своей просьбы. Они рассматривали шелковые индийские ночные рубашки, яркие и сексуальные, любовались кроем, их изощренным, почти безнравственным великолепием. Гермиона почти вплотную подошла к Урсуле, грудь ее трепетала, и Урсулу охватила паника. Взгляд измученных, ввалившихся глаз остановился на лице Урсулы, и Гермиона увидела на нем страх, все то же свидетельство надвигающейся катастрофы. Урсула взяла в руки рубашку насыщенного алого и синего цветов, сшитую для четырнадцатилетней княжны, и машинально воскликнула:
– Разве это не чудо? Кто еще осмелился бы совместить два таких ярких цвета?
Вошла горничная Гермионы, и охваченная страхом Урсула, повинуясь порыву, поспешила удалиться.
Беркин сразу пошел спать. Его тянуло ко сну, он чувствовал себя счастливым. После танцев он пребывал в блаженном состоянии. Однако Джеральду не терпелось поговорить с ним. Не снимая фрака, он сел на краешек постели и стал задавать вопросы.
– Откуда взялись эти сестры Брэнгуэн? – первым делом спросил он.
– Они живут в Бельдовере.
– В Бельдовере? Но кто они такие?
– Учителя.
Последовало молчание.
– Вот оно что! – воскликнул наконец Джеральд. – То-то мне показалось, что я видел их раньше.
– Ты разочарован? – спросил Беркин.
– Разочарован? Я? Конечно, нет, но как Гермиона решилась их пригласить?
– Она познакомилась в Лондоне с Гудрун – той сестрой, что моложе, у нее более темные волосы, – она художница, занимается скульптурой и моделированием.
– Выходит, учительницей работает только другая сестра?
– Нет, обе. Гудрун ведет рисование, а Урсула классная дама.
– А кто у них отец?
– Преподает основы трудовой деятельности.
– Да ну!
– Классовые барьеры, как видишь, рушатся!
Джеральду всегда становилось не по себе, когда Беркин принимал подобный насмешливый тон.
– Значит, отец этих девиц учитель труда? Но что мне до того?
Беркин рассмеялся. Джеральд смотрел на его смеющееся лицо, сохранявшее, однако, горькое и одновременно равнодушное выражение, и сидел, не чувствуя в себе сил встать и уйти.