Влюбленные женщины - стр. 51
– Где мистер Беркин, Элис? – нежным, слабым голосом спросила Гермиона. Но какая же сильная, почти бешеная воля скрывалась под этим нежным голосом!
– Думаю, в своей комнате, мадам.
– Вот как?
Гермиона неспешно поднялась по лестнице и пошла по коридору, протяжно и пронзительно выкрикивая:
– Ру-у-уперт! Ру-у-уперт! – Она остановилась у дверей его комнаты и постучала, не переставая звать: – Ру-уперт!
– Да, – отозвался он наконец.
– Что ты делаешь? – Голос ее звучал мягко и заинтересованно.
Ответа не последовало. Но дверь открыли.
– Мы вернулись, – сообщила Гермиона. – Нарциссы прекрасны.
– Да, – согласился он. – Я их видел.
Гермиона посмотрела на него долгим, плывущим, лишенным всяких эмоций взглядом.
– Видел? – повторила она с вопросительной интонацией, не сводя с Беркина глаз. Их стычка возбудила ее, придала сил, она увидела в мужчине капризного, беспомощного мальчика, который, попав в Бредэлби, полностью оказался в ее власти. Однако в глубине души Гермиона предчувствовала близость разрыва, и это подсознательно рождало в ней неудержимую ненависть.
– Чем ты занимался? – повторила Гермиона все тем же мягким и безразличным голосом. Беркин не ответил, и она почти машинально шагнула в комнату. Оказывается, он принес из будуара китайский рисунок, изображающий гуся, и копировал его умело и талантливо.
– Так ты делаешь копию? – сказала она, стоя у стола и глядя на работу. – Отлично получается! Значит, тебе нравится этот рисунок?
– Он просто великолепен, – подтвердил Беркин.
– Ты так считаешь? Приятно слышать – ведь он мне тоже нравится. Это подарок китайского посла.
– Знаю, – сказал Беркин.
– Но зачем заниматься копированием? – небрежно спросила Гермиона, растягивая слова. – Можно нарисовать и что-то свое.
– Мне хотелось глубже погрузиться в рисунок, – ответил Беркин. – Делая с него копию, о Китае поймешь больше, чем из всех книг о нем, вместе взятых.
– И что же ты понял?
Гермиона сразу же встрепенулась, ей страстно хотелось вытянуть из Беркина все его тайны. Она должна их знать. Пусть это желание тирана, наваждение, но она не могла не знать того, что знал он. Некоторое время Беркин хранил молчание, ему мучительно не хотелось отвечать, но, уступая нажиму, он все же заговорил:
– Я постигаю жизненно важные для них вещи, то, что они ощущают и чувствуют, – жаркое, волнующее присутствие гуся в холодной и мутной воде, его горячую, жгучую кровь, смешивающуюся с их кровью и обжигающую ее порочным пламенем – пламенем холодного огня, тайной лотоса.
Гермиона смотрела на него. Ее взгляд из-под тяжелых, набрякших век и бледные впалые щеки производили странное впечатление, будто она накачалась наркотиками. Тощая грудь судорожно вздымалась. Но Беркин выдержал этот взгляд все с тем же ужасающим спокойствием. Болезненно содрогнувшись, она отвернулась, почувствовав, как что-то неприятное зарождается в ее теле, словно ее сейчас вырвет. И все потому, что она не могла уразуметь смысл его слов, Беркин застиг ее врасплох и победил, применив некое хитроумное, тайное оружие.
– Да, – сказала Гермиона, сама не понимая, что говорит. – Да, – повторила она, сглатывая и пытаясь собраться с мыслями. Но ей это не удавалось, мысли путались, она чувствовала себя глупой. Даже если б она напрягла всю свою волю, это не помогло бы. Она испытывала ужас от переживаемого состояния – в ней все словно порушилось. А он стоял и смотрел, не сопереживая ей. Пошатываясь, Гермиона вышла из комнаты бледная как смерть, как человек, одержимый бесами. Она была похожа на труп, чьи связи с внешним миром оборвались. Как жесток и мстителен Беркин!