Влюбленные женщины - стр. 32

– Моя жизнь? – переспросил Джеральд.

– Да.

На этот раз в молчании Джеральда чувствовалась особенная озадаченность.

– Не могу ответить на твой вопрос, – сказал он. – До сих пор она не сводилась только к этому.

– А что ее составляло?

– Ну, открытие разных вещей, обретение опыта и конкретная работа.

Беркин свел брови – резкие складки прорезали лоб.

– Я думаю, – начал он, – каждому нужна одна по-настоящему чистая цель; на мой взгляд, такой может считаться любовь. Но я никого не люблю по-настоящему – во всяком случае, сейчас.

– А раньше любил? – спросил Джеральд.

– И да и нет, – ответил Беркин.

– То есть не раз и навсегда?

– Да, не навсегда.

– И я тоже, – признался Джеральд.

– А ты хотел бы? – спросил Беркин.

Джеральд посмотрел в глаза другого мужчины долгим, почти сардоническим взглядом.

– Не знаю, – ответил он.

– А я хочу. Хочу любить.

– Хочешь?

– Да. Хочу полюбить раз и навсегда.

– Раз и навсегда, – повторил Джеральд. И на мгновение задумался.

– Только одну женщину? – спросил он. Вечернее солнце, заливавшее поля за окном желтым светом, высветило восторженное и непреклонное выражение на лице Беркина. Но Джеральд не разгадал его смысла.

– Да, одну, – произнес Беркин.

Однако Джеральд в его словах услышал только настойчивое желание, а не уверенность.

– А я не верю, что одна только женщина может заполнить мою жизнь, – сказал Джеральд.

– Хочешь сказать, что любовь к женщине не может стать стержнем и смыслом твоей жизни? – спросил Беркин.

Глаза Джеральда сузились, в них вспыхнул странный опасный огонек.

– Такая мысль не приходила мне в голову, – ответил он.

– Нет? Тогда что является для тебя жизненным стержнем?

– Не знаю. Хотелось бы, чтобы мне это сказали. Насколько я могу судить, его вообще нет. Он поддерживается искусственно разными социальными механизмами.

Беркин задумался над словами Джеральда, словно ему что-то открылось.

– Я согласен, что жизнь утратила стержень, – проговорил наконец он. – Старые идеалы давно мертвы, на их месте зияющая пустота. Единственное, что еще возможно, как мне кажется, это совершенный союз с женщиной, своего рода идеальный брак.

– Значит ли это, что если такого союза нет, то вообще ничего нет? – спросил Джеральд.

– Похоже на то, если нет Бога.

– Тогда нам придется туго, – заключил Джеральд и повернулся к окну, глядя на пролетающий мимо позолоченный солнцем пейзаж.

Беркин не мог не отметить красоту и мужественность лица собеседника и с трудом сохранил равнодушный вид.

– Так, по-твоему, у нас нет шансов? – спросил Беркин.

– Да, если наша жизнь зависит только от встречи с женщиной, одной-единственной, – ответил Джеральд. – По крайней мере у меня.

Беркин почти сердито посмотрел на него.

– Ты скептик по природе, – сказал он.

– Просто я чувствую то, что чувствую, – отозвался Джеральд. Мужественный и проницательный взгляд голубых глаз не без иронии остановился на Беркине. Тот ответил ему взглядом, полным гнева, который быстро сменился замешательством, потом сомнением, а затем заискрился теплотой и смехом.

– Этот вопрос меня очень беспокоит, Джеральд, – признался он.

– Вижу, – отозвался Джеральд, заливаясь громким, здоровым смехом.

Джеральда подсознательно притягивал собеседник. Ему хотелось находиться рядом, быть в сфере его влияния. В Беркине он ощущал нечто родное. Все же остальное его не очень заботило. Он чувствовал, что ему, Джеральду, открыты более глубокие и вечные истины, чем его другу. Он ощущал себя старше, более сведущим во многом. В Беркине он любил пылкость чувств и энергию, а также яркую речь; он наслаждался остроумием, игрой слов и рождающимися у друга мгновенными ассоциациями. Содержание речей его мало волновало: он считал, что мыслит правильнее.