Влюбить на спор - стр. 31

               Молчание в ответ настораживает. Я оборачиваюсь и вижу в черных глазах маленькой девочки такую взрослую тоску, от которой замирает сердце.

               – Они теперь живут на небе.

               По телу, словно от разряда тока, пробегает дрожь. Я не представляю, что сказать на это ребенку. Мне в моей жизни посчастливилось никого не терять, и я не знаю, что это за чувство.

               – Извини, я не знала, – растерянно бормочу я. 

               – Митя не говорил?!

               Несостыковочка. Я тут же пытаюсь перевести тему:

               – Ты хотела поиграть!

               Черноглазка, вспомнив об этом, кивает и снова тянет за собой. Хорошо, что дети так легко могут переключаться. Взрослым такое не под силу. 

               Иду следом, внимательно смотря вокруг. Узкий оклеенный светлыми обоями коридор, коричневая дверь. Мы заходим в маленькую комнату, где на одной стороне стоят двухъярусная деревянная кровать и шкаф, а на другой – письменный стол с навешенными над ним полками и небольшой диван. Все выглядит очень скромно, но не вызывает брезгливости как в квартире Макса. 

               – И где твои игрушки? – спрашиваю я, оглядываясь и не найдя ни одного признака того, что здесь живет маленькая девочка, кроме броских розовых штор на окнах, розового покрывала и одинокого белого мишки, лежащего в изголовье кровати. Перед глазами вертится комната Ники, больше напоминающая игрушечный магазин, и от контраста я чувствую себя как-то странно, неловко что ли.

               Девочка наклоняется и вытягивает ящик из-под кровати. Замечаю яркое месиво. Она поворачивается и обезоруживающе улыбается. 

               – У меня тут небольшой кавардак.

               Снова вспоминаю комнату сестры с разбросанными игрушками и одеждой и понимаю: кавардака в своей жизни Оля точно не видела.

               – Во что ты обычно играешь? – спрашиваю я, опасаясь, что не умею этого делать, ведь со своей младшей сестрой я практически никогда не играла. То она была слишком маленькая, и все говорили «не подходи, не трогай», то потом я стала слишком взрослой.

               – Я люблю в куклы, – признается девочка и, скользнув по мне взглядом, добавляет:

               – Правда у меня они не такие красивые как ты!

               Выпадаю в осадок. У них что это семейное?!

               – Я похожа на куклу?! – не скрывая обиду в голосе, уточняю я.

               Ее глазки снова находят мои, и она, растерянно хлопая ресницами, произносит:

               – Ты похожа на принцессу!

               Губы невольно ползут вверх. Мне приятно слышать лестные слова даже от такой маленькой девочки. Уста младенца глаголят истину! Так ведь?!

               Оля, вручив мне пластмассовую Барби в изношенной одежде, явно купленную не в «Hamleys», который любит моя сестра, достает себе еще одну. 

               – У меня правда Кена нет, но Митя обещал, что скоро мне купит.

               Напоминание о Кречетове возвращает к цели моего визита.

               – А он всегда выполняет обещания?!

               – Да! – восклицает она и смотрит взглядом «разве может быть иначе?!», а потом гордо добавляет: – И еще он очень умный и добрый!

               Киваю, но сомневаюсь насчет второго. Я даже ни разу его улыбки не видела. Хотя, если бы у меня недавно погибли родители, не думаю, что мне хотелось бы улыбаться.