Вляпалась! (сборник) - стр. 10
Фрэн помедлила.
– Я не знаю, откуда они взялись. Они не всегда здесь. Иногда они… где-то в другом месте. Мама их жалела. Она думала, что они не могут вернуться домой, что их откуда-то выгнали, ну… как чероки, например. Они живут намного дольше, чем другие люди, может, вообще вечно, не знаю. Мне кажется, там, откуда они пришли, время течет иначе. Иногда их нет годами. Но они всегда возвращаются. С летними людьми всегда так.
– И мы раньше то приезжали, то уезжали, – сказала Офелия. – Ты и обо мне так раньше думала. А теперь я все время живу здесь.
– Но ты-то можешь и уехать, – сказала Фрэн. Ей было все равно, как это прозвучало. – А я вот, например, не могу. Это часть уговора. Тот, кто о них заботится, должен оставаться здесь. Уехать нельзя. Они не позволят.
– Хочешь сказать, ты не сможешь уехать? Никогда?
– Да, – ответила Фрэн. – Никогда. Мама здесь застряла – до тех пор пока не родила меня. А потом, когда я подросла, я ее заменила. И она ушла.
– Куда она ушла?
– Это вопрос не ко мне, – сказала Фрэн. – Они дали маме палатку, которая складывается до размеров носового платка. Когда ставишь ее, с виду это обыкновенная палатка на двоих, но внутри все совсем иначе. Как в коттедже – две кровати с латунными каркасами, шкаф для одежды и белья, стол и застекленные окна. Когда смотришь в одно окно, видишь то, что на самом деле происходит снаружи, а когда смотришь в другое, всегда видишь те две яблони, которые растут перед домом, и мшистую тропинку между ними. Помнишь?
Офелия кивнула.
– Так вот, мама ставила эту палатку, когда у папаши случался запой, и мы с ней там отсиживались. А потом она переложила на меня заботу о летних людях, и однажды утром, после того как мы провели ночь в палатке, я проснулась и увидела, как она вылезает в окно. То самое, которого там быть не должно. Она пошла по тропинке и скрылась из виду. Может, надо было пойти за ней, но я осталась…
– Куда она пошла? – спросила Офелия.
– Здесь ее нет, – сказала Фрэн, – и больше я ничего не знаю. Так что я должна оставаться вместо нее. Вряд ли мама когда-нибудь вернется.
– Как же она могла бросить тебя? – сказала Офелия. – Это неправильно, Фрэн.
– Знаешь, мне бы так хотелось уехать отсюда, хотя бы ненадолго, – сказала Фрэн. – Побывать в Сан-Франциско и увидеть мост Золотые Ворота… Помочить ноги в Тихом океане… Еще я хотела бы купить гитару и исполнять на улицах старые баллады… Хотя бы немножко отдохнуть, а потом уж снова надеть на себя это ярмо.
– Я бы с радостью съездила в Калифорнию, – сказала Офелия.
Они помолчали минутку.
– Я бы хотела тебе помочь, – продолжала Офелия. – Ну, с домом этим и летними людьми. Нехорошо, что тебе все всегда приходится делать одной.
– Я и так уже у тебя в долгу, – напомнила Фрэн, – за помощь у Робертсов. За то, что ухаживала за мной, пока я болела. За то, что ты для меня сделала, когда пошла в тот дом.
– Я знаю, каково это, когда ты совсем одна, – воскликнула Офелия. – Когда не с кем поговорить. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебе помочь. Я серьезно, Фрэн…
– Я вижу, что ты говоришь серьезно, – сказала Фрэн. – Но вряд ли ты сама понимаешь, о чем говоришь. Если хочешь, можешь еще раз туда сходить. Ты оказала мне большую услугу, и я не знаю, как тебя отблагодарить… В том доме есть спальня, и если в ней переночевать, увидишь свое самое сокровенное желание. Я могла бы отвести тебя туда сегодня вечером и показать эту комнату. Так или иначе, думаю, ты там кое-что потеряла.