Властитель человеков - стр. 40
– Насколько разумнее было бы, – говорю я ему, – когда бы Великобритания держала бы под замком подобных лакателей рома и жалких подонков и не оскверняла бы их присутствием заморские страны. Мы уже раз задали вам знатную взбучку в Америке, но придется, я вижу, надеть калоши и снова набить вам морду.
– А поди ты туда и туда, – говорит Ливерпуль. Других аргументов я от него не слышал.
После плантации дона Хаиме Соледад показался нам совсем недурным городишкой. Мы с Ливерпулем бок о бок пустились знакомым путем, мимо отеля Grande и каталажки, через центральную plaza и дальше к домику Чики, где Ливерпуль, на правах законного мужа, мог раздобыть нам обоим что-нибудь пожевать.
Минуя двухэтажное деревянное здание Американского клуба, мы заметили, что балкон разукрашен цветами и гирляндами из вечнозеленых кустарников, а на флагштоке на крыше развевается флаг. На балконе дымили сигарами Стэнци, наш консул, и Аркрайт, владелец золотых рудников. Мы помахали им давно не мытыми лапами и выдали по ослепительной светской улыбке, но они повернули спину, словно нас и не видели. А не так ведь давно мы все вместе играли в покер, правда, до первого случая, когда Ливерпуль потянул из-за пазухи комплект запасных тузов.
По всему было видно, что праздник, но летний, осенний или, может, весенний – угадать мудрено.
Еще немного пройдя, мы увидели Пендергаста, священника, проживавшего в Соледаде, чтобы строить тут церковь. Преподобный стоял под кокосовой пальмой в черном куцем альпаковом пиджачке и с зеленым зонтом в руках.
– Ах, мальчики, мальчики, – сказал он, взирая на нас сквозь синие стекла очков. – Я вижу, дела совсем плохи. Неужели дошли до крайности?
– До самой последней крайности, – сказал я ему. – До мельчайших дробей.
– Сколь прискорбно, – сказал Пендергаст, – видеть своих земляков в таких обстоятельствах.
– Что ты мелешь? – сказал Ливерпуль. – Я отпрыск аристократической английской фамилии.
– Заткнись! – сказал я Ливерпулю. – Ты на территории иностранной державы.
– И в такой торжественный день, – продолжал Пендергаст, – в этот светлый великий день, когда мы торжествуем победу над злом и рождение христианской цивилизации.
– Мы приметили, – говорю, – преподобнейший, что город украшен цветами и флагами, но не сразу сумели смекнуть, что за день вы тут празднуете. Не листали давненько календаря, даже толком не знали, лето сейчас или осень.
– Вот вам по доллару, – говорит Пендергаст и достает две здоровенные серебряные чилийские монеты. – Ступайте, ребята, и проведите этот праздничный день как подобает.
Почтительно поблагодарив его, мы затопали дальше.
– Пожрем? – спросил я Ливерпуля.
– Ты спятил, – сказал Ливерпуль. – Кто на жратву тратит деньги?
– Хорошо, – сказал я, – раз ты так ставишь вопрос, выпьем по маленькой.
Зашли мы в кабак, взяли с ним кварту рома и сразу на взморье, под сень кокосовой пальмы, чтобы отметить там праздничек.
Поскольку я двое суток кормился лишь апельсинами, то ром возымел свое действие, и я сразу почувствовал, что терпеть не могу англичан.
– Вставай, Ливерпуль, – говорю, – вставай, жалкий выходец из конституционно-монархической деспотии.
Сейчас ты получишь еще один Банкер-Хилл. Пендергаст, благороднейший из людей, велел нам отметить праздник подобающим образом, и я сделаю все, чтобы его деньги не пропали впустую.