Властитель человеков - стр. 31
– Дай-ка нам шашки и доску, Майк, – говорит Перри. – Пошли, Бак, я уже ног под собой не чую, так мне хочется разгуляться!
Я пошел в заднюю комнату следом за Перри. Прежде чем затворить за собой дверь, я сказал Майку:
– Похорони навек у себя под шляпой, что ты видел, как Бак Капертон водил компанию с сарсапарилловым сиропом и шашками, если не хочешь, чтобы я сделал двузубую вилку из твоего второго уха.
Я запер дверь, и мы с Перри принялись за игру. Клянусь, простая овчарка и та заболела бы от унижения, доведись ей увидеть, как этот несчастный, затюканный антикварный предмет домашнего обихода радостно хихикал всякий раз, когда ему удавалось съесть у меня шашку, или омерзительно ликовал, проходя в дамки. Ведь этот человек не мог, бывало, успокоиться, пока не выиграет в лото сразу на шести картах или не доведет до нервного шока банкомета, и теперь, видя, как он, словно Салли Луиза на школьном празднике, аккуратно передвигает шашки, я чуть не плакал от сострадания.
Сижу я этак с ним, играю черными, весь в поту от страха, что кто-нибудь из знакомых про это узнает, и размышляю над брачным вопросом. Да, думаю, мало что, видать, изменилось в этих делах со времен миссис Далилы. Она взяла да и обкорнала своего муженька, а кто ж не знает, на что становится похож мужчина, если над его головой поработает женщина! И вот, когда фарисеи пришли над ним поиздеваться, его так замучил стыд, что он тут же принялся за дело и обрушил весь дом прямо им на головы. У этих женатиков, рассуждаю я про себя, уже не тот размах, они теряют вкус к доброй попойке и прочим дурачествам. Их уже не тянет ни покуролесить, ни сорвать банк, даже ввязаться в хорошую драку им неинтересно. Так на кой же ляд, спрашиваю я себя, лезут они в это брачное ярмо и так и ходят в нем до конца дней своих?
Но Перри, казалось, веселился от души.
– Ну что, Бак, старый ты мерин, – говорит он, – вот когда мы с тобой гульнули на славу. Что-то я и не припомню такого, даже в прежние времена. Я, понимаешь, редко выбирался из дома, с тех пор как женился, и давно не был в хорошем загуле.
В загуле! Да, вот что он сказал. Это про игру-то в шашки в задней комнате «Серого Мула»! Я так смекаю, что после стояния с садовой лейкой над шестью помидорными кустиками наше занятие и вправду показалось ему чем-то вроде разнузданного дебоша на грани оргии.
Через каждые две минуты он смотрел на свои часы и говорил:
– К семи, понимаешь, мне надо быть дома.
– Ладно, – говорю я. – Ты меньше рассусоливай и знай ходи. Этот напряженный разгул меня убивает. Мне, я чувствую, необходимо немного расслабиться и нравственно перековаться после этого бурного разврата, иначе нервы треснут у меня по всем швам.
Было около половины седьмого, когда за окнами поднялся какой-то шум. До нас донеслись крики, стрельба из шестизарядных и громкий топот, как на маневрах.
– Что это там такое? – спрашиваю я.
– Да заварушка какая-то на улице, – говорит Перри. – Твой ход. Мы как раз успеем закончить эту партию.
– А я все-таки пойду гляну в окно – интересно, что там происходит, – говорю я. – Нельзя же требовать от простого смертного, чтобы он усидел на месте, когда у него одновременно съедают дамку и тарабанят в уши шумом неустановленного происхождения.
В задней комнате «Серого Мула» было всего два окошка в фут шириной, забранных железными решетками. Я глянул в одно из этих окошек и установил причину переполоха.