Властитель человеков - стр. 14
Вскоре после этого – потерпите, сейчас будет и про абсент – мы с Кернером обедали вдвоем у Фаррони. Страдали гитара и мандолина; дым стелился по комнате красивыми, длинными, кудрявыми клубами, точь-в-точь как художники изображают на рождественских открытках пар от сливового пудинга; дама в голубом шелковом платье и вымытых бензином перчатках запела мелодию кэтскилской горянки.
– Кернер, – сказал я, – ты дурак.
– Разумеется, – сказал Кернер, – работать она больше не будет. Этого я не допущу. Какой смысл ждать? Она согласна. Вчера я продал ту акварель – вид на Палисады. Стряпать будем на газовой плите в две конфорки. Ты еще не знаешь, какое я умею готовить рагу. Да, поженимся на будущей неделе.
– Кернер, – сказал я, – ты дурак.
– Хочешь абсенту? – великодушно предложил Кернер. – Сегодня ты в гостях у искусства, которое при деньгах. Думаю, мы снимем квартиру с ванной.
– Я никогда не пробовал… я имею в виду абсент, – сказал я.
Официант отмерил каждому из нас порцию в стакан со льдом и медленно долил стаканы водой.
– На вид совсем как вода в Миссисипи в большой излучине ниже Натчеса, – сказал я, с интересом разглядывая мутную жидкость.
– Можно найти такую квартиру за восемь долларов в неделю, – сказал Кернер.
– Ты дурак, – сказал я и стал потягивать абсент. – Знаешь, что тебе нужно? Тебе нужно официальное вмешательство некоего Джесси Хомза.
Кернер, не будучи южанином, не понял. Он сидел размякший, мечтая о своей квартире как истый деляга-художник, а я глядел в зеленые глаза всезнающего духа полыни.
Случайно я заметил, что процессия вакханок на длинном панно под потолком сдвинулась с места и весело понеслась куда-то слева направо. Я не сообщил о своем открытии Кернеру. Художники парят слишком высоко, чтобы замечать такие отклонения от естественных законов искусства стенной живописи. Я потягивал абсент и насыщал свою душу полынью.
Один стакан абсента – это не бог весть что, но я опять сказал Кернеру, очень ласково:
– Ты дурак. – И прибавил наше южное: – Нет на тебя Джесси Хомза.
А потом я оглянулся и увидел Смерть Дуракам, каким он всегда мне представлялся, – он сидел за соседним столиком и смотрел на нас своими грозными, красными, безжалостными глазами. Это был Джесси Хомз с головы до ног: длинная косматая седая борода, старомодный серый сюртук, взгляд палача и пыльные башмаки призрака, явившегося на зов откуда-то издалека. Взгляд его так и сверлил Кернера. Мне стало жутко при мысли, что это я оторвал его от неустанного исполнения его обязанностей на Юге. Я подумал о бегстве, но вспомнил, что многие все же избегли его кары, когда уже казалось, что ничто не может их спасти, разве что назначение послом в Испанию. Я назвал брата своего, Кернера, дураком, и мне угрожала геенна огненная. Это бы еще ничего, но Кернера я постараюсь спасти от Джесси Хомза.
Смерть Дуракам встал и подошел к нашему столику. Он оперся на него рукой и, игнорируя меня, впился в Кернера горящим, мстительным взглядом.
– Ты безнадежный дурак, – сказал он. – Не надоело тебе голодать? Предлагаю еще раз: откажись от этой девушки и возвращайся к отцу. Не хочешь – пеняй на себя.
Лицо Смерти Дуракам было на расстоянии фута от лица его жертвы, но, к моему ужасу, Кернер ни словом, ни жестом не показал, что заметил его.