Властелин моих ночей - стр. 9
— Хочу вернуть память, — признаюсь шепотом, глянув на стоящих по периметру комнаты санитарок. — Это возможно?
Она смотрит так, будто видит впервые. Не боясь обжечься, заправляет мне за ухо прядь выбившихся из прически волос. Я дергаюсь, уклоняясь от этой ласки. Не оттого, что неприятно. А потому, что кристалл все еще там, в волосах. Я так и не нашла способ от него избавиться.
— В «Лазурите» память не стирают, ее блокируют, — также шепотом отвечает она. — Это рассказал мне один врач. Мы с ним… Он…
— Неважно! — перебиваю ее не грубо, но настойчиво.
Я давно знаю, что медперсонал не брезгует интимными связями с подопечными. При условии, что те не против. Иногда, проходя мимо спальни сто шестой вечером, я слышала доносившиеся оттуда сладострастные звуки. Спинка ее кровати часто билась о мою стену. Иногда по утрам я видела выходящего из ее комнаты врача – того самого, в очках.
Что ж, сто шестая сама выбрала свой путь. А я… Что-то мне подсказывает: Рона Купринга я не выбирала, это он не оставил мне выбора.
— Как разблокировать? — интересуюсь, внутренне дрожа от нетерпения. — Это вообще возможно?
— Обычно ключ остается у того, кто поместил тебя сюда. У моих родителей наверняка такой есть, но я не горю желанием возвращать детские воспоминания. Не хочу знать, как меня забрали из семьи и поместили сюда. Даже лиц родных не хочу помнить, так больнее. Пусть лучше они останутся для меня неведомыми существами, которые ежемесячно вносят за меня плату и передают подарки.
А я хочу помнить! И наверняка знаю, у кого есть ключ к моей памяти.
— Ты можешь помочь мне сбежать? — пру напролом. Иного просто не остается.
— А зачем тебе покидать «Лазурит»? — она искренне недоумевает. — Здесь лучше, чем….
— Чем где?
— Прости, но ты явно не из аристократии. Скорее всего, из беглых. Наверняка скиталась по трущобам вместе с какой-нибудь шайкой таких же отщепенцев. Их в запретном городе пруд пруди.
— С чего ты это взяла?
Сто шестая молчит как партизан. Смотрит на меня, поджав губы и прищурив глаза.
— Отвечай! — начинаю неслабо злиться. — Не бойся, я не выдам вашего с доктором секрета. Если что, он умрет вместе со мной.
— Когда тебя привезли, ты лягалась, кусалась и царапалась, — признается она, по-детски шмыгнув носом.— Орала и плевалась. Из твоего горла сыпались такие проклятия, что видавшие виды санитары краснели от стыда. Кстати, этих самых санитаров потребовалось с десяток, чтобы унять тебя. Двое из них еще долго лежали в койках после встречи с тобой. Один со сломанной рукой, а второй с разбитым носом.
— Заслужили!.. — усмехаюсь довольно.
Я давно чувствую в себе необычайную силу и ловкость. Сейчас особенно, ведь у меня появилась цель. Слишком долго пыталась быть как все, подстраивалась, изображала покорность. Но это не мое. Я готова умереть, но умереть свободной. Помня все о своей жизни и о людях, с которыми проводила дни и ночи. Особенно ночи.
— Так что, поможешь? — спрашиваю у соседки, кусая от напряжения губы. — Ну же, сто шестая, просто сделай это. Пусть в этом аду будет хоть один человек, который о тебе помнит. Не вымышленные истории, которые наверняка рассказывают твои родители друзьям и знакомым. Не ту любовную чушь, что шепчет тебе твой доктор ночами. Докажи, что ты человек. Настоящий, пусть и с некоторыми изменениями. Мы ведь не хуже других, верно? Мы тоже способны на сочувствие, преданность, любовь. И даже на подвиг.