Владычица морей - стр. 7
Алексей на берегу. Вокруг якорные цепи и канаты уходят в воду. Высокие борта и красные кирпичные пакгаузы. По трапу сошли сначала здоровые, потом сводили и сносили раненых. Рядом, с новенького нарядного парохода, выгружаются пассажиры из Франции. Дамы и барышни в шляпках и легких пальто, дети в мягких платьях и курточках, опрятные господа в цилиндрах. Подъезжают кебы, носильщики тарахтят тележками по камням.
Подали пароконные военные повозки. Из-под навеса на улице Алексею видны только вывески на нижних этажах. И каких тут только нет! Вокруг белые люди, одни лишь белые, и после колоний и плаваний это как-то странно.
В колониях белые редки, и среди массы цветных белизна их рук и лиц кажется слабостью. Негры, китайцы, индусы представлялись закаленными солнцем и невзгодами.
Белый не в силах так долго голодать, как негр или китаец, он изнурялся и погибал. Алексей видел в Африке и в Америке, как негры подолгу могли не есть и сохраняли работоспособность, как в Кантоне и в Гонконге терпеливо и безропотно сносили невзгоды китайцы. Когда белый в пустыне погибал от жажды, негры стояли длиннейшими очередями, терпеливо ожидая, когда ночью для спасения их подвезут бочку, чтобы получить по чашке воды.
Белые выдавались своими модными цилиндрами, сюртуками, пробковыми шлемами, стеками, библией, стеклами биноклей и очков, верховыми лошадьми. Они сохраняли положение своими знаниями, совершенным оружием, гимнастической ловкостью и быстротой соображения и оставались просветителями и пугалами. Многие белые, подолгу живя в тропиках, загорали и закалялись, принимая вид и крепость «цветных», и не желали возвращаться в свои дымные, болотистые отчизны. Они растворялись в огромном мире, нарождались целые народы метисов.
Сплошь и рядом нервные, чувствительные европейцы обучали колониальных рабов защищать свои права, возбуждали «цветных» на восстания против своих же белых.
Но как горсть слабых белых управляла целым миром и наводила всюду порядок!
Алексей решил, что отсюда напишет Энн, теперь у него ясней голова, нет слабости и путаницы в мыслях, нет страха угасания и припадков отчаяния. Он трезвым умом смотрит на все, хотя врачи твердо говорят, что ему еще надо лечиться. Он напишет ей еще раз, в последний раз. Подумал, что тогда, в Гонконге, на яхте, в день получения вести о падении Севастополя, среди моря и солнца он, казалось, поддался порыву. Но может быть, если бы теперь пришлось пережить все заново, то сказал бы искренне и то же самое. Просто напишет, где он и что с ним. Без всяких объяснений и признаний.
А через два дня, проведенных в больничном бараке для офицеров, Алексей Сибирцев, как дипломат, попавший по ошибке во время войны в плен, был отправлен в Лондон в один из лучших госпиталей.
…Паровоз загудел, и каменный Портсмутский вокзал, похожий на ферму в роще, стал отходить вместе с белыми лицами на перроне.
Глава 2. Лондон
Нет города в мире, который бы больше отучал от людей и больше приучал бы к одиночеству, как Лондон…
Кто умеет жить один, тому нечего бояться лондонской скуки. Здешняя жизнь, так же как здешний воздух, вредна слабому, хилому, ищущему опоры вне себя…
А. Герцен. Былое и думы
В полупритворенное окно слышался щебет птиц. Ниже рамы, в ветвях большого дерева засвистал соловей. Хорошо в цветущем саду, а не хочется выходить. Вокруг люди, а поделиться не с кем Слушать соловья, как в Японии, и почувствовать себя еще более одиноким Сказать некому, что на душе.