Владивосток – Порт-Артур - стр. 17
– Но лаконично же и емко, ваше величество…
– Ой, да ну тебя, скажешь тоже… Но что значит моя бессонница? Так, ерунда… Одно то, Михаил, что вы оттуда здесь появились, лишний раз доказывает, что это есть промысел Божий, что Россия наша – страна богоизбранная. И значит, раз так нам суждено, нужно выкладываться полностью. Чтоб нагнать все, где и в чем отстали.
Поэтому прости великодушно, но тебе пока покоя тоже не будет. И друзьям твоим, когда сюда приедут. И тебе, сестричка. Не делай большие глаза, дел на всех хватит. Третьего дня с Дмитрием Ивановичем по твою душу общались. Завтра он приедет, и обсудим…
Кстати, Михаил Лаврентьевич, с этого дня вы – действительный статский советник и мой личный секретарь по военно-морским вопросам, раз уж дело идет о большой политике… – Царь поднятием ладони остановил открывшего было рот для изъявления благодарностей Банщикова. – Пусть под шпицем озадачатся: зачем нужна такая должность? И для чего? Да и дядюшки тоже… Мне вы требуетесь не на раз-два в неделю, как флигель-адъютант, а постоянно. Заодно и неудобные вопросы кое-кто перестанет задавать. Надеюсь, вы не возражаете против карьерного роста… Кстати, опять ваша фраза из будущего, по гражданской линии? Вот и хорошо. Несмотря на цивильность платья, вам придется с завтрашнего же дня взять на себя часть обязанностей графа Гейдена. Александр Федорович замучил меня просьбами отпустить на войну. Я не смог ему в этом отказать. А поскольку на третьей эскадре по командным должностям у нас полный комплект, я решил поручить ему обязанности флаг-офицера у Серебренникова. Зная энергию графа, полагаю, что он так вцепится в Кузьмича и Бирилева, что срок ухода «Бородина» и «Славы» мы, глядишь, хоть дней на десять-пятнадцать, но приблизим…
– Да-с… Политика, политика… Но некоторым… – в голосе императора вновь появился металл, – пора показать, что мальчик вырос. И собирается оставить сыну и всем русским людям великую и процветающую державу, имеющую свои интересы и способную их отстаивать перед кем угодно. Проклятые французские кредиты! А ведь было время, их за благо почитал. Как там, про дармовой-то сыр… Нет, Михаил, с этим нам нужно что-то делать. Это форменная удавка. Будем считать, что отставка «финансового гения» решена. И начнем исподволь готовить денежную реформу. Хоть не завтрашнего дня вопрос, но важнейший.
Столыпина вызову тотчас же. Повод есть: пускай расскажет, как замирял крестьян у себя в губернии. И вообще, сейчас сельский вопрос приобретает особую важность. Особенно в свете вашей информации, Михаил, о трех предстоящих нам неурожайных годах, начиная с 1906-го. Вот только голода нам сейчас, как в 1892-м, и не хватает! Тут уже можно не просто на экспорте потерять, крестьянин ведь вполне способен не «в кусочки» с сумой пойти, а за вилы взяться. Благодаря либералам и прочим агитаторам. И правы вы насчет элеваторов: хоть какой-то резерв создать за оставшийся год надо…
Теперь – Германия… Между нами, откровенно говоря, кузен мой психопат и вообще увлекающийся тип. Фат, позер и нахал. И мужлан вдобавок. Так что, Михаил, когда я вас познакомлю, не удивляйся, если он вдруг огреет тебя по спине и станет бесцеремонно ржать в ухо. Или посередине важного разговора начнет внезапно рассуждать, скажем, о красотах норвежских фьордов – родины нордической расы или о достоинствах петухов дармштадтской породы. Но судя по тому, что в вашем мире он пережил катастрофу рейха, войну, изгнание, суицид обожаемого флота и при этом не сошел с ума, что мне в его отношении регулярно предсказывают медицинские светила, дело с ним иметь можно. И нужно. Хотя многие здесь, во дворце, его терпеть не могут. А особенно в Аничковом…