Вкус жизни - стр. 107
Моя гордость не могла больше мириться с таким положением вещей, я испытывала потребность вырваться из начинавших уже делаться цепкими объятий заводской рутины. Меня всегда тянуло к новому, неисследованному, я чувствовала, что амплуа ученого мне ближе. Дед учил меня стремиться к высокой мечте и выживать в любых условиях. Память о нем поддерживала, давала силы, а его глаза, струящиеся добротой и любовью, всё чаще грезились мне и во сне, и наяву. Так было всегда, когда мне было трудно. Тогда-то и возникла у меня идея пробиться «в дамки» и защитить себя от мужского превосходства, вернувшись в цех в ином качестве – кандидатом технических наук. И я тайком от всех стала готовиться к экзаменам, и уже через год поступила в аспирантуру. Утерла нос своим мучителям.
Сосед по лаборатории
Галине события 40-летней давности припомнились. Она тогда рассказывала Миле, как они с Леной иногда в обеденный перерыв ходили в «курилку», что в конце коридора под лестницей обсуждать общие текущие проблемы.
…В ведении Николая Ивановича, инженера из соседней лаборатории, был компьютер, и в тот день Лене необходимо было договориться с ним о получении дополнительного машинного времени. Помнит ли Лена эту неприятную беседу или вычеркнула из памяти?
Я остановилась неподалеку, среди инженеров своей лаборатории, но не очень вникала в суть их беседы, а старалась быть в курсе разговора Лены, чтобы вовремя прийти ей на помощь, если «главный по компьютеру» вдруг заартачится. Человек он пожилой, всесторонне положительный, но и от него можно было ожидать всякого. Вдруг проявит излишнюю принципиальность и откажет под предлогом необходимости строгого соблюдения намеченной очередности. Да и Лена может погорячиться и выдать неожиданный фортель. С нее станется. Работа, больной ребенок. Помощи ждать не откуда. Измотана до предела. Не позавидуешь.
Замечаю, что их разговор пошел не в то русло. Решила пока не вмешиваться. Ясное дело, неприлично сразу подступать с просьбами, не поговорив о том о сем. «Надо дать начальничку поупрашивать себя, выслушать его проблемы, может быть, даже где-то поддакнуть», – практично рассуждала я, как многоопытный человек. Сфокусировала я свое ухо на окно, у которого расположилась Лена, прислушиваюсь.
– … Давно я вас, Леночка, заприметил, – мягко сказал Николай Иванович.
– Жить, не привлекая ничьего внимания, невозможно, – в ответ недовольно пробурчала Лена.
К ним подскочил Иван. Он работал на втором этаже, в лаборатории спектроскопии. Заносчивый нервный тип. Не любила я его.
Иван с нескрываемым восхищением оглядел Лену с ног до головы и выразительно сказал:
– Знаешь о себе – хороша!
И громко добавил после длительной паузы:
– Вот и цену себе набиваешь.
Тонкие губы его расплылись в блаженной ехидной улыбке. На худом лице зашевелились ранние глубокие морщины, подчеркнув тем и без того его далеко не гладкую кожу. Зло, с удовольствием высказался, с явным ликованием. Он самодовольно обвел глазами присутствующих в «аппендиксе» коридора, надеясь, что его услышали многие. Но все были заняты своими разговорами, и ожидаемого эффекта не получилось. Только Николай Иванович покачал головой, выражая свое неодобрение его поведением.
Лену передернуло от возмущения. Ей сразу не понравилось присутствие этого неприятного молодого человека при ее разговоре с Николаем Ивановичем, да и наглое вступление в их беседу не предвещало ничего хорошего. Услышав презрительно-высокомерное восклицание «хороша», она подозрительно покосилась на Ивана. Болезненное раздражение отразилось на ее лице, но она не удостоила обидчика своим вниманием. И, уже будучи заведенной, повернулась к Николаю Ивановичу и заметила: