Вкус вечной ночи - стр. 4
Волнений по итогу так и не случилось, и офицер с семьей уже несколько лет наслаждался спокойной жизнью в полюбившемся ему внезапно городе.
Издалека Тамбов казался лесом, из сосновых крон которого торчали купола церквей и колоколен. Последние, к слову, считались одними из самых высоких и величественных в империи. В остальном же город представлял собою скопище одноэтажных деревянных домов, практически каждый из которых утопал в садах.
Каменных построек здесь было немного, а тех из них, что занимали несколько этажей – и того меньше: городской суд, дом губернатора, ряд средних учебных заведений да некоторое количество богатых частных домов.
Расположенный вдалеке от столичной суеты, Тамбов являл собою олицетворение мира и покоя, и именно это так понравилось случайно попавшему в него ротмистру Жуковскому.
Сдружившись с другими офицерами Тамбовщины, главным образом – пехотными, ротмистр твердо решил для себя, что оставит службу в кавалерии, как только получит приказ на возвращение в полк, и останется в полюбившемся городе, продолжать военную карьеру уже без коня, на земле. Комендант гарнизона непременно обещал тому поспособствовать, и нисколько не сомневался в гарантированной успешности задуманного предприятия.
Как только конь офицера остановился перед воротами дома, тотчас из калитки выбежала маленькая девочка и стремительно кинулась навстречу всаднику.
Одета она была в прелестное атласное платье голубого цвета, в украшении которого родители не поскупились ни на кружево, ни на ленты.
Ее глубокие глаза цвета ночи с детской радостью смотрели на высокого драгуна, а густые черные волосы, что были убраны в изящную прическу с бантом, развевались по ветру, пока детские каблучки стучали по покрытой грубым камнем тамбовской мостовой.
– Папенька приехал! – закричала девочка, и в порыве нежности она кинулась на шею к офицеру, как только тот, увидев дочку, поспешно соскочил с коня.
– Здравствуй, Настенька! – сказал ротмистр, приобняв прелестную девочку и целуя ее запыленными губами в щеку.
– Приветствую вас, Георгий Валентинович! – обратился к офицеру вышедший из дома слуга, старый немец, уже много лет живущий в России, по имени Густав. – Не прикажете ли подать вам ванну, а затем накрыть и ужин?
– Извольте! – согласился офицер. – У меня сегодня был тяжелый день! Заодно – обслужите-ка моего коня. Бедному Цезарю пришлось сегодня немногим лучше, чем мне.
– Не прикажете ли разобрать заодно и седельные сумки? – осведомился слуга.
– Нет! – неожиданно резко вскричал Жуковский, чем немало напугал свою девочку, которой редко приходилось слышать крики от своего холодного обычно и до крайности уверенного в себе отца.
Почувствовав, как сжалась в его руке беспомощно прекрасная, родная и маленькая детская ладошка, ротмистр понял, что погорячился, после чего черты лица его, до этого превратившиеся в суровую маску, смягчились, и он еще раз нежно приобнял свою дочурку.
– Ничего не бойся, Настенька! Знай, что никто и никогда тебя не обидит! Я обещаю тебе это как отец!
Сдернув седельную сумку и повесив ее на плечо, Жуковский бросил поводья немного ошарашенному Густаву и размашистым шагом бывалого кавалериста, продолжая сжимать в ладони маленькую детскую ручку, направился в сторону дома.
Насте было всего семь лет и в своем возрасте она уже подавала надежды, что станет в будущем замечательной женой для какого-нибудь хорошего и достойного ее руки обеспеченного человека. В отличие от своих сверстниц, она никогда не была замечена в каких-либо детских шалостях, зарекомендовав себя со всех сторон исключительно как тихий, скромный и на удивление вдумчивый ребенок.