Вкус пряной вишни - стр. 23
Заперевшись в своей комнатушке, я свалилась на старенький диван, как неповоротливый тюлень. Даже не снимая с себя форму и не расплетая тугой хвост, стягивающий мои волосы в толстенный жгут. С моей густотой только так, а лучше ещё, как спортсменки, залить сверху желатином, чтобы эта копна не рассыпалась. Стричь их не вариант. Есть вероятность, что они завьются в мелкие кудряшки, как у большинства моих родственников. Уж лучше их будет много, чем сходить с ума от бесконечного одуванчика на голове.
Сон, в который я провалилась, так и не поднявшись с того места, на которое я рухнула, был настолько ужасен, на сколько вообще способен мой извращённый разум. В нём обезумевший владелец клуба «Айсберг» заставил меня красить его новую машину моим самым ненавистным цветом. Фиолетовым. Да не просто красить, а выводить какие-то узоры мелкой кисточкой. Как в школе на рисовании кисточкой — «Белка тройка». Ей только листики на кронах деревьев можно было изобразить. Даже для прорисовки облаков она была слишком тонкой. И вот я весь сон выводила узоры на новенькой тачке разными оттенками фиолетового и напевала песенку про гнилой апельсин.
— «Есть у меня один маленький апельсин. Маленький гнилой апельсинчик мой. Сейчас его я съем. Станет моим совсем. Маленький гнилой апельсинчик мой…»
Видимо это был намёк моего подсознания на отвратительность моего характера.
Рисую я значит такая, песенку пою, а Дмитрий на камеру снимает да приговаривает:
— Рисуй, Вишенка. Пой Вишенка, а я на камеру всё сниму и африканским племенам продам. Они на тебя порчу наведут и ты пить начнёшь!
И главное бодреньким таким голосом говорит. Воодушевлённым я бы сказала. Словно эти его слова уже и есть проклятие.
А когда я закончила и взглянула на плоды своего творческого унижения, то увидела, что на крыле машины красуюсь я собственной персоной. Не совсем я, конечно. Там была девушка, в руках которой был огромный фиолетовый фаллоимитатор, расписанный под хохлому. На голове этой нимфы красовался нимб, нанизанный на рога, а изо рта торчал змеиный язык. Одним словом — мрак!
Проснулась я, похоже, от собственного крика. Точнее мои соседи проснулись от моего вопля, а я от их нервного стука в мою хлипенькую дверь. И что так нервничать? Подумаешь, покричала немного. Не обязательно же из-за этого сносить дверь с петель. Я между прочим отвечаю за эту рухлядь перед старой сварливой бабкой, которая и так со скрипом сдала мне эту комнату. Мол, молодая я, а значит — проститутка. А я не она! Я — ответственный квартиросъёмщик. И вообще чиста и невинна, как утренняя роса. Дурацкие стереотипы, под которых гребут всех подряд.
В итоге я проснулась злая, помятая от неудобной позы. И вообще! Спать в одежде — отвратительная идея. Кое-как отодрав себя от дивана, я поплелась в общую душевую. Хоть прохладной водичкой взбодрить себя. А то, через пару часов уже выдвигаться на смену, а я ещё толком не восстала. И с формулировкой определения своего состояния я не ошиблась. Не проснулась, не встала, а именно — восстала.
Взбодрилась… Да так, что орала трёхэтажным матом на всю коммуналку, костеря управляющую компанию нашего захолустья. Пока я мылась, отрубили холодную воду и я осталась с пенной шапкой на голове. Благо, что у соседки стоял бак с набранной водой и плавающим на поверхности ковшом. Похоже такое у них практикуется постоянно. Ну и чёрт бы с этим отключением воды. Подумаешь, домывалась с ковша. Не такая уж это и проблема. Так нет же! Эти уроды ещё и свет выключили, когда я начала сушить феном голову. А я напомню, густота моих волос — заоблачная. Чтобы просушить их веном, нужно не меньше часа, а то и полутора.