Вкус к жизни - стр. 29
До нужной каюты я добралась крадучись и отчего-то босиком. Вероятно, фактическая степень волнения была заглушена дозой принятого алкоголя, и оттого казалась менее значительной, ведь об обуви я вспомнила, только ощутив холод пола. В дверь я и вовсе поскреблась вместо того, чтобы настойчиво постучать. Сомнения, скорее всего, тоже весьма неохотно пробивались сквозь «градус». Их последствия я ощущала, а вот мучительного процесса, к своей радости, не испытывала. Они пробились сквозь оборону, когда с той стороны двери послышались шаги. Слишком тяжёлые и не очень уверенные. Я осмотрелась и, подозревая неладное, втянула голову в плечи. Дверь распахнулась слишком резко, в проёме показалось успевшее опухнуть лицо, а оправдательных слов у меня, разумеется, не нашлось.
«Я ошиблась каютой!» – именно эта мысль одолевала меня следующие секунд тридцать немой сцены. Макс напряжённо всматривался в моё лицо, а затем его взгляд пополз всё ниже и ниже, пока не упёрся в босые ступни, которые я поочерёдно отогревала, прижимая к тыльной стороне другой стопы. Наконец, на лице мужчины зародилась кривая ухмылка, и я выдохнула, закрыла глаза ладонью и отчаянно покачала головой:
– Ох, как неловко-то…
– Да? А мне почему-то обидно и вроде как завидно… – фыркнул он и лениво махнул рукой в сторону соседней каюты. – Следующая дверь. И имей в виду: я всё ещё надеюсь выспаться, – с очевидным подтекстом намекнул он и скрылся в темноте.
Мне же не оставалось ничего другого, как позорно отступить. Это было бы разумно и в некотором роде даже правильно. Потому что степень моей трезвости не позволяет принимать обдуманные решения, а сама двусмысленная ситуация и вовсе порочит девичью честь. А впрочем, к чему все эти реверансы?.. Не беседы же я с ним вести собралась…
Дверь каюты Астафьева распахнулась, когда я только занесла кулачок для решительного стука. Он посмотрел совершенно серьёзно, и чувство было такое, что от одного этого взгляда с меня схлынуло всё опьянение. Стало тревожно и волнительно. Стало невозможно остро и донельзя естественно. А потом Павел улыбнулся: он всё понимал. И он ждал меня, как и обещал. Ждал, чтобы я приняла «правильное» решение и явилась к нему на аудиенцию. Непременно сама. Пожалуй, скажи он хоть слово в духе этой улыбки, я бы наплевала на любые свои амбиции и желания. Вот только Астафьев очень хорошо чувствовал моё настроение и оттого промолчал. Он лишь отступился от двери, как бы приглашая шагнуть на его территорию.
В каюте царил полумрак. Тусклый свет настенной лампы создавал присущую этому мужчине атмосферу таинственности. Астафьев практически никогда не был импульсивен. Практически… И именно сегодня, сейчас, никто и ничто не заставило бы его поддаться сиюминутному желанию. Потому вместо того, чтобы высказать условия, поставить меня в рамки, он присматривался к фактам, прислушивался к интуиции, примерялся к новой реальности, которая требует внести коррективы в давно намеченные планы. Ведь я изменилась. Я стала взрослой, незнакомой ему. И нужно было всё начинать сначала. А впрочем, изменять себе Астафьев намерен не был, и оттого с царственным видом, неспешно и как-то особенно плавно он передвигался по небольшому пространству, поглядывая на меня прямо и твёрдо.