Размер шрифта
-
+
Вкус боли. Любовь есть боль, заставляющая жить - стр. 6
жизнь междугородная.
Одержимость
Один в купе последнего вагона
и поезд мчит куда-то вдаль.
И лишь остались сзади, на перроне
следы души, как утренний туман.
Я понимаю солнце, лес и горы —
под ними я на ноги встал.
Но мир мозгов, костей и крови
живым под землю закопал.
Хочу летать без парашюта;
хочу нырять с отвесных скал.
Ищу любовь с огнём без дыма.
Иду на выстрел.
Наповал.
Стихия
«И в этот миг я рад оставить жизнь»
А. Пушкин
Головой богини мне дарует силы
меж моих коленей тёплая губа.
Волосы обвИли и забыть просили
линии машины и упор руля.
Взгляд потусторонний на сукно дороги,
лАскаю прикрыты тёмные глаза.
В зеркало дверное бьётся из свободы
алая, лучистая, закатная заря.
А передо мною бушует вне закона
самая прекрасная стихия розы рта!
И вызывает жизнью возмущеньем
разливы белых рек из корня живота.
Стихия
Популяция
Ноги – циркули в узорах,
руки – маятник часов,
дырки глаз с воздушным взором,
равноплечие тел-весов
сплошь растут людским забором
в дымном пекле городов.
Вопрос
Отец родной! Кого ты наплодил?
И сколько стоило тебе душевных сил
родить того, кто бродит с болью
и с водкой даже на руле?
А если любит – то до гроба
и нету равных на земле!
Послание
Бронза тела молодого,
росчерк шеи на стекле,
нити золотой раздолье
на струящейся волне.
Лента глаз в дневном проёме
жжёт улыбкой на лице.
Блики солнечной свободы
без одежд пришли ко мне.
Послание
Хорошо
Как хорошо в июльский тёплый вечер
под серебром небесной высоты
пройтись по гладкости асфальта
в закрытости немой тиши!
Как хорошо в ночную пору
рассматривать зелёную листву
сквозь огнедышащую призму
багровых углей, вкрапленных в луну.
Как хорошо отметить свой нелёгкий путь
горячим хрусталём холодной водки.
И жизни мудрость видится мне вдруг,
как сад в плодах в подоле у красотки.
На курорте
Пиджаки и галстуки, «ёжики» и лысины.
Между ними лифчики заблистали бисером.
Ножки-стрелки в юбочках, каблучком гранёные,
излучают солнечность, взором окрылённые.
Это нимфы-девочки в сахарной крови
вздёрнутыми грудками кивают в такт ходьбы.
В их играющей тени – женщины-лианы
разрастаются, плетут тонкие бокалы
спелости запретного плода.
А на дне их жизнь покоится моя.
Всюду пиво ласкаю насыщено, обнажение в дыму.
Сколько же ролей отыграно в этом сладостном миру?
И следы в песке цепочками струятся,
и от тел нагих бушует жар воды.
Соль морская кожей хочет отслоиться,
вдруг оказавшись взаперти.
День ночь целует незаметно,
чтоб пальмы слов на солнечной мели
перевести в язык стихийного оргазма —
предсмертного ожога изнутри.
Летом
Как искупаться хорошо и в речке,
и в грозе!
Босой ногой бродить в золе
полночного костра.
Держать дорогу на руле,
когда в ней ты и я;
когда клубника на гряде
в испарине труда;
когда в дурмане голова
от масла белого гриба;
когда пушистая трава
врастает в голые тела;
когда сплетенья языка
не позволяют крикнуть «да»,
а извергают лишь надрыв —
любви природный громкий взрыв,
летящий к богу в облака,
как результат его труда.
Летом
Превосходство
Люди – личинки в железном яйце —
что-то хотят; о чём-то твердят
на суетливо-родном языке.
Будто бы сами себе на уме.
Не понимая в дурной суете,
что жизнь червя – не в червивой судьбе.
Недосказанное
Хрусталь мороза бьёт по окнам
и щиплет мёрзлую щеку,
но я творю за рюмкой водки
ещё одну мою строку.
Хочу войти с ней в сердце людям,
закрыв собой все двери зла;
хочу нетронутой свободы,
Страница 6