Размер шрифта
-
+

Вкус боли. Любовь есть боль, заставляющая жить - стр. 11

сменило быстрое единство
двух рук
и сердце под стрелой.

Не надо слов

Пикник

Губы жадно тянутся к центру удовольствия,
влажной трубкой свёрнуты на продовольствие.
Мёдом растекаются по желанной нежности,
ананасом давленным в резаной промежности.
Вишней губы крашены, дыней страсть навыкате.
Завтрак на обочине – молоко из вымени!

Пикник

Сон в руку

Черти копытом скоблили землю,
змеиную форму придали телу,
гранёной водкой взлохматили нерв,
иероглифом кожи писали верх…
В жизни всё начинается снами.
Сон не в руку есть тоже сон.
В жизни всё случается с нами.
Лишь бы нами не правил сон.

Сон в руку

Доказательство

Клетки мозга, победив болезнь,
сожрали тело.
Во всём хорошем
есть плохое дело.
Плохого даже больше.
Если так дальше пойдёт,
то лет через сто
круглый мир пропадёт
и мы не сможем понять
лучшее доказательство —
во всём плохом
есть хорошее обстоятельство.

Божье угощение

«Половое удовлетворение представляет собой сильнейшее утверждение жизни»

А. Шопенгауэр
Оргазм – божье угощенье.
Оно питает души тел
и в них вселяет вероломно
любовно-пышный беспредел.
Оно – вершина устремлений
в плену надуманных проблем;
оно есть способ вдохновенья,
но предназначено не всем.
Оно готовится в туманах
лесов
над криками зверей
и помогает только лучшим
из мира суетных людей.

Божье угощение

Призвание

Мы сидим за столом,
занимая пространство.
В рюмках налито время,
что испить мы должны.
Всё земное придумано нами
для чванства.
Неземное мы выбрать
лишь в этом
должны.

Единение

Стих на салфетке в тихом ресторане…

Кто знает это – тот познал себя.

Один в пространстве пью вино,
впервые мне так хорошо!
В бокале музыка до дна
и сигаретный дым, вдыхаемый в себя.
Нет торопливости, вранья
и зависти, и чести.
Нет страсти, жадности и мести.
Есть я один и мой бокал вина.
А есть ещё мечта,
далёкая и близкая,
желанная, землистая,
без слов, интриг и глупостей бытия.
Возможно, это тоже я.

Яма

Я рою яму и пена пива
ползёт по брюху, забыв где рот.
А воздух ямы пронизан мухой
и брызжет кляксой
давленая кровь.
Уходит глубже по маслу глины
моя лопата в кромешный зной.
И в этот миг я обретаю
всё исцеляющий покой.

Обременённость

Поэт обременён стихами,
как женщина в расцвете сил
рождением детей случайных
от нескольких своих мужчин.
Откуда вышли эти лиры
и кто их семя посадил?
Ответа нет.
Лишь снова вылетают
с гнезда души
слова в отрытый мир.

По кругу

Сквозь заросли стен большого града
и затхлый воздух в проёме стен
я жизнью дышу, в себя набирая,
пыль камня, пар ядов,
давая крен.
Заносы влево, падения вправо,
скопленьем мозгов надуманный тлен.
Утраты и поиск себя в кучах хлама
и снова глиняной ямы плен.

Лицо

У жизни всех людей одно лицо —
лицо вопросов безответных.
Моё лицо – твоё лицо,
оно сомнением задето.
Оно нелепо смотрит вдаль,
пытаясь объяснить былое.
Оно напоминает тварь,
зацепленную за живое.
В объятьях с жёлтой сединой
смешно кривляется собою
и с дутых щёк пургу метёт.
И всё засовывает в рот
для обнаженья гиблой страсти,
и плачет горечью в ненастье,
и купол газа взглядом мнёт.

Мы

Белёсый стих

Наспех драные, несвежие, но ещё живые
куски мяса в вечной и неживой вселенной.
Амбициозные и неразумные;
многоговорящие и плохо функционирующие;
порождающие зло
и неспособные противостоять ему,
но вкусившие чудеса,
самими же выдуманные.

Печаль

Вновь на дороге жёлтый туман
сквозь линзы очков и стекло машины.
Он стелется мягко, как жизни обман,
Страница 11