Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (IV) - стр. 45
– Выходит, Женечка, я за него отвечаю головой. Знаю, не подведет. Он с царем в голове. Если всеми имеющимися у него рычагами будет подпирать все начинания, исходящие от товарища Сталина – он не пропадет… И еще. Ему надо быть повнимательней к московскому гостю…
– Кого он имел в виду, Джафэнька? Я не поняла.
Багиров сразу догадался, на кого тот намекал. «Кого?!.. Кого?!.. Мужа твоей подруги, «эскадронщика» Афоньку Тюрина» – раздраженно подумал он, но произносить вслух этого не стал.
А сейчас, окаменев у окна, сказал бы…
«Эскадронщик», – поворачиваясь к Емельянову, в голос, как нечто мерзкое, налипшее на язык, выдавил Багиров. Так Афоньку нарёк сам Вячеслав Рудольфович. На Лубянке, у себя в кабинете.
Поговорив о делах житейских и посмеявшись над опасными шалостями трех подружек-институток, Менжинский перешел к главному. Сделал он это незаметно, не отрываясь от ниточки начатого им разговора.
– Между прочим, Мир Джафар Аббасович, теперь вашей благоверной скучать не придется. Одна из их троицы Нора Карасик едет к вам, в Баку.
Багиров вскидывает брови.
– Она уже не Карасик, а Тюрина. По мужу. Он назначен комендантом вашей столицы.
– По нашей линии? – сразу напрягшись, уточняет Багиров.
– С прямой подотчетностью Московскому штабу ГПУ. То есть, нам. Персонально моему заместителю Генриху Григорьевичу Ягоде.
Сердце упало. Во рту пересохло. Не было сил сглотнуть сгустившуюся слюну. И невозможно было выдавить из себя ни единого слова. Ведь это чистой воды недоверие.
– Решение об учреждении такой должности, – постукивая по столу дужкой очков, продолжал Менжинский, – принималось на Политбюро, по предложению Кирова. По его мнению, назвавшего товарищем Сталиным резонным, в столицах республик Закавказья и Средней Азии, где притаились и успешно приспосабливаются к обстановке меньшевики местной закваски, басмачи, дашнаки, мусаватисты и прочая контрреволюционная нечисть, необходимо звено дополнительного контроля за процессом становления Советской власти. Звено с прямым подчинением Центральному комитету и соответствующему отделу ГПУ. Одним словом, как выразился Сергей Миронович, «создать ЧК в ЧК, что даст для партии объективную картину того, что происходит на местах».
– ЦК виднее, – роняет Багиров.
– Что вы так побледнели, Мир Джафар Аббасович? – надевая очки, спрашивает он. – А-а-а! – наконец догадывается Менжинский. – Недоверием здесь не пахнет. Уверяю вас.
Вячеслав Рудольфович сжимает похолодевшую ладонь Багирова и добавляет:
– Выше голову, Мир Джафар Аббасович! Вы у нас на хорошем счету… И потом, двоевластия на местах, как заявил я тогда, мы ни в коем случае не должны допустить… Товарищ Сталин поддержал меня. Сказал: «Эту дрянь надо стараться обходить стороной»… Признайтесь, вы думали именно об этом.
– По правде, да.
– Вы будете делать свое дело, а он свое. Кроме того комендант будет находиться в вашем оперативном подчинении. Это, во-первых. А во-вторых, что, спрашивается, может сделать московский гость без вашей помощи?
– Хорош гость, – пробухтел Багиров.
Менжинский вдруг расхохотался. Мир Джафар вопрошающе посмотрел на него. Утирая выступившие на глаза слезы, он сказал:
– Ваш «хорош гость» прозвучал, как «хорош гусь».
Багиров улыбнулся. Он явно успокоился, хотя внутри продолжало не по-хорошему ныть.