Виза на смерть - стр. 24

Когда все закончилось, Юрий Константинович в последний раз склонился над обтянутой черной перчаткой ручкой вдовы и проникновенно произнес, прикрыв глаза веками: «Эмма Михайловна, дорогая, еще раз примите мои глубочайшие соболезнования… И помните – в любой момент и при малейшей надобности… Мои координаты у вас есть». И отбыл на служебном автомобиле на Смоленскую площадь.

Супруги Гришаковы последовали за вдовой на поминальный обед, организованный силами того же Гришакова в ресторане «Прага», а Лидочка Зайцева, выйдя за пределы кладбища, бросилась ловить такси. Тут-то ее и настиг майор Лобов.

– Простите, пожалуйста, вы, если не ошибаюсь, Лида Зайцева? Ну вот, очень приятно… А я – майор Лобов. Вы бы не могли уделить мне несколько минут?

Проговорив все это залпом и заметив, что она, слава Богу, нисколько не сердится, Лобов облегченно вздохнул и вытащил, наконец, из пачки долгожданную сигарету.

– Вы простите, что я в такой день пристаю к вам с расспросами…

– Ах, да какое это имеет значение! – воскликнула Лидочка. – Тем более что завтра я улетаю в Брюссель. Но ведь вы хотите, чтобы я сказала вам, кто убил Лёню?.. Леонида Сергеевича… а я… я этого не знаю! Он был прекрасный человек, добрый, деликатный. В секретариате его все любили. А теперь… – глаза ее наполнились слезами, – теперь Гришка остался без отца.

– Простите меня еще раз, Лида, это правда, что вы поссорились с Леонидом Сергеевичем незадолго до вашего отъезда?

Лида посмотрела на него то ли с укором, то ли с насмешкой.

– Вы не понимаете. Мы не поссорились. Просто я устала. Он никак не мог решиться расстаться со своей женой. – Она сделала умоляющий жест. – Вы меня простите, я не хочу говорить про нее гадости, тем более в такой день, но она… ужасная женщина – сплетница, мещанка… Лёня все про нее понимал, а бросить не мог – жалел. Представляете, он мне говорил: «Она одна, у нее никого нет. Если бы еще были дети или внуки…» Представляете? Это он говорил мне ! Я должна была ее жалеть за то, что у нее нет детей! А мы с Гришкой должны были довольствоваться его обществомукрадкой. Вот и все. Так что я, к сожалению, вряд ли смогу вам чем-то помочь…

– Скажите, Лида, Леонид Сергеевич когда-нибудь что-нибудь говорил при вас о Шрамкове?

– Кто это?

– Вы такого не знаете? Лида покачала головой.

– В министерстве был какой-то Шрамков… его, кажется, убили. Но это давняя история – я про это почти ничего не знаю, а больше…

– Да нет. Я имел в виду того самого.

– Да? – удивилась Лида. – И вас интересует, что по этому поводу говорил Лёня?

Лобов кивнул.

– Абсолютно ничего. Они были едва знакомы. Когда Лёня узнал об этом убийстве, он сказал, что отец этого Шрамкова когда-то заведовал каким-то департаментом… Не помню – каким. Вот и все. Почему вы спрашиваете?

Вместо ответа Лобов взял ее руку, покрасневшую от холода, и, неожиданно для себя самого, поднес к губам.

– Спасибо вам, Лида, и… хорошо, что вы уезжаете. В Брюсселе, наверное, еще тепло?

Лида кивнула, и в глазах у нее опять показались слезы.

– Знаете что? – проговорил Лобов. – Давайте-ка я вас подвезу.

Они вышли за кладбищенские ворота, и в нескольких метрах от своей «девятки» Лобов заметил Семена Хинштама, внимательно наблюдавшего за ними из окна своего БМВ.

В четверг утром полковника Богданова задержал генерал, и оперативное совещание началось с двадцатиминутным опозданием.