Viva Америка - стр. 22
В дальнейшем ужин прошел в сосредоточенном молчании – под аккомпанемент повсеместного чавканья и придыханий после алкоголя.
Выставив на столике Козетты оставшиеся бутылочки водки, я поудобнее устроился в кресле и приготовился ко сну. Козетта недовольно фыркнула, захрустела льдом, но мешать мне не стала.
«Вот и славно», – умиротворенно подумал я.
Вскоре я уснул, однако даже во сне мне не давала покоя навязчивая мысль о том, что этим рейсом летели не только люди…
Глава 4 Турбулентность
По громкой связи объявили о скором прибытии в Нью-Йорк, и по салону прокатился шепоток облегчения.
– О-ля-ля! – с наслаждением потянулась Козетта. – Надо бы припудрить свой любопытный носик.
Большую часть полета она нагло проспала на моем плече. Лишь иногда, когда я пытался посмотреть какой-нибудь фильм, она вновь бралась за безуспешный обстрел вопросами.
– Про прищепку на нос не забудь – чтобы не совать его куда не следует! – поддел я Козетту, коварно ожидая ее ухода.
Козетта манерно изобразила пальчиками ножницы, отрезающие ее элегантный носик, и отправилась в туалет. Я натянуто улыбнулся ей вслед и быстро схватил ее портфель.
– С кем поведешься… – процедил я, ища протокол. – Конец полета, конец соседства, конец бдительности… В конце концов, у меня на эти бумажки больше прав!
– У т-твоей половинки потрясающие в… волосы-ы, – неожиданно одобрительно изрек толстяк. – Шах и мат, мужик. Однозначно.
После ужина он не прекращал заказывать коньяк, из-за чего теперь был похож на покрытую потом лиловую картофелину, на которую нельзя было без содрогания смотреть.
Не найдя в портфеле протокол, я стал глупо таращиться на остальные вещи Козетты, усиленно пытаясь сообразить, куда она могла спрятать бумаги. Тут я заметил, что толстяк пьяно изучал меня.
– Ну чего? – нахмурился я, беря фотоаппарат Козетты. – А, ты про эту. Она мне не жена и не «половинка». Так что шах и мат на другую доску, приятель.
– Хох! Я св… своа… свою тоже на л-людях так никогда не наз… ы-ы-ы… ваю! – промычал толстяк и меланхолично сделал глоток коньяка. – Но твою – можно.
– Да уж, повезло шахматистке, – отстраненно бросил я и, включив фотоаппарат, начал просматривать сделанные Козеттой снимки.
«Так вот как в тихом омуте черви возятся… – подумал я и изумленно уставился на один из кадров. – Это же мой телефон!»
На снимке некие невзрачные личности копошились в пакетах с разноцветной мешаниной из фотоаппаратов, камер и смартфонов. В холеных руках одного из неизвестных был мой поцарапанный телефон – включенный. Судя по цвету стен, темные делишки проворачивались в одном из кабинетов полицейского участка.
«Божья роса мне в глаза! Козетта – французская ты моя красотка! – Я возбужденно поежился. – Вся техника была рабочей! Бальтасар – лживый хрен! Надурить меня хотел, филиппинский пес?! А это еще что?..»
На следующих фотографиях было видно, что вся аппаратура поочередно помещалась в серый чемоданчик с электронным табло на боку.
– Эй, любопытный воробушек! – внезапно гаркнула мне в ухо Козетта. – Ты что там ищешь?! Может, мне тебе карту боли составить, м-м?!
Я зло взглянул на нависшую надо мной Козетту и рывком посадил ее на место.
– Где ты сделала этот снимок, Кози?! – свирепо спросил я, показывая Козетте ее фотоаппарат. – Что ты видела?!