Вишни для Марии - стр. 9

Мария без сил опустилась на скамейку посреди двора, ведерко, наполовину наполненное вишней, поставила рядом. И как-то уже не хотелось молодой женщине пробовать эти ягоды, варить из них варенье. Допустим, сварит она его (на две баночки должно хватить) – и что? Будут эти баночки с темно-красным содержимым стоять в погребе, напоминать о ее позоре…

– Эй, дамочка… Подай на хлеб, а?

Мария вздрогнула, подняла голову.

За забором стоял давешний оборванец, которого они обсуждали с Рожкиной и Ласунской – не старый еще мужик, с пропитой опухшей физиономией малинового цвета. Пришлый, не местный. Крепко держа штакетины обеими руками, словно боясь упасть, мужик мрачно смотрел на Марию.

– Что? Да, сейчас, – словно проснувшись, отозвалась она и бросилась в дом. Там отрезала два ломтя хлеба, положила между ними изрядный кус сырокопченой колбасы – последний, тот, что оставила себе на завтрак. Колбасу привез Костик. Он как-то экономно все привозил – небольшими порциями, на один-два перекуса…

Мария завернула получившийся бутерброд в салфетку и побежала назад.

– Держите, – протянула она сверток оборванцу через забор.

– Эт шта? – хрипло спросил мужик.

– Хлеб с колбасой.

– Блин… – мужик поморщился и выдал сложносочиненное ругательство, с треском почесал в затылке. – Какие ж вы бестолковые, городские… Ну лан, давай, че уж…

Он цапнул сверток своей огромной, малиново-черной лапой.

– Вы же сами сказали – «подайте на хлеб», – с раздражением произнесла Мария. – Сказали бы – подайте на бутылку. Формулируйте правильно свои запросы.

– А ты бы дала, на бутылку-то?

– Нет! – злясь на саму себя, ответила она.

– Ну вот вишь… Все я правильно формулирую.

– Послушайте… Ну вы же взрослый человек. Мужчина, еще молодой, сильный. Вам не стыдно ходить по дворам, клянчить деньги?

– Жисть такая, – растянул в щербатой улыбке рот оборванец, глядя на Марию, словно на дурочку. Да она сама понимала, что напрасно беседует сейчас с этим бродяжкой. Ничего она ему не объяснит, но поделать с собой ничего не могла, ее словно несло:

– Так это вы, вы сами так свою жизнь устроили… Могли бы сейчас работать, жить в своем доме, воспитывать детей… А вместо этого попрошайничаете. Знаете, кто вы? Вы инфантил. Вы иждивенец, вот вы кто!

– Че? Как ты меня? – изумился оборванец. – А сама-то… а сами вы все, бабы… так и норовите мужика охомутать! Сама, поди, та еще иждивенка, мечтаешь, кому на шею сесть! Мне вон только бутылка нужна, а тебе, поди, все подавай. Ты душу, поди, у мужика готова отнять. Шта, съела?

Оборванец хихикнул и пошел прочь.

Мария так и не решилась ему ничего ответить. Опомнилась. Ну, во-первых, глупо и опасно пререкаться с каким-то пьяным бродягой, во-вторых… да, какая-то правда в его словах была, та самая правда, которой Мария боялась, и не хотела ее признавать.

А правда заключалась в том, что она действительно хотела «всего». В отношении Костика, разумеется. Чтобы он был – только ее, чтобы не приходилось его делить с Людмилой, женой.

Мария ее в глаза не видела. Вернее, ей попадалось фото, которое носил с собой в портмоне Костик. Эффектная темноволосая девушка (фото делалось на момент знакомства Костика и Людмилы). Она весело смеялась в объектив.

Бедная Людмила. Смогла бы она смеяться столь весело и беззаботно, если бы узнала о существовании любовницы у ее мужа?