Вишнёвка. Часть вторая - стр. 3
– А я ей на дудочке сыграл! – Чёрнсын достал флейту и начал что-то наигрывать.
– Стыдоба какая! – Валентина Макаровна не могла успокоиться.
– Где я родился, коров мужчины доят! – Артур подмигнул Мэри, а та слегка нахмурилась: «Обмануть, не соврав».
– А ты что, мать, не помнишь что ли?.. – подошедший Олег Петрович вступил в разговор.
– Мамка моя тоже в Литве родилась, – объяснил он Мэри. – Тогда везли их сюда эшелонами полными. А она красавица была, Царство ей Небесное, замуж выскочила да тут и осталась. Мне рассказывала, как там именно мужики доят.
– Бусурмане они и есть бусурмане, – проворчала бабка, отходя по своим делам.
Мэри замешкалась на секунду возле Артура.
«Ну, и как я спрошу его? – думала она: – Посещала я тебя этой ночью?»
Так ничего и не придумав, женщина прошла к себе в комнату.
Это был их первый завтрак в деревне.
Мэри кормила Даниеля кашей, а мальчик задумчиво крутил в руках красивую резную деревянную ложку.
Валентина Макаровна посадила Энн рядом с собой, и девочка уплетала оладушки, даже не пытаясь играть едой как там в городе. Только однажды, когда схватив тарелку, Энн хотела её облизать, бабка спокойно забрала тарелку и, поставив обратно, строго произнесла:
– Не ба́луй!
– Нь ба́у, – послушно согласилась девочка, протягивая ручки ещё за оладушками.
– Она и так толстая! – не выдержала Мэри.
Ей никто не ответил – и она снова занялась сыном.
Мэри никогда в жизни не чувствовала себя такой никчёмной.
Вся её помощь в подготовке завтрака ограничилась нарезкой хлеба и весьма условным накрыванием на стол.
К печи её и близко не подпускали, а с погребом вообще получилось такое…
Мэри сама уже не помнила, что именно Валентина Макаровна велела принести, но, оказавшись в холодном полутёмном помещении, молодая женщина совершенно потерялась.
Она не понимала названий, аккуратно написанных на банках и мешочках, спотыкалась о бочки и бочонки, пока наконец свекровь не устроила ей «экскурсию», буквально, тыча носом и объясняя, где и что…
– Вы сколько времени молоко кипятили? – поинтересовалась Мэри, видя, как Валентина Макаровна наливает Энн уже вторую кружку.
Свекровь не ответила, Олег Петрович ухмыльнулся сквозь усы, – и у Мэри просто руки опустились от ужаса.
– Я Зорьке вымя обмыл, Мария Михайловна, не волнуйтесь, – Чёрнсын лукаво покосился на неё.
Глеб также демонстрировал свою характерную улыбку, и в очередной раз Мэри подумала: «Это просто кошмарный сон… Это его штучки-дрючки».
После завтрака решено было, что Глеб займётся хозяйством, отпустив Чёрнсына с дедом и детьми в лес.
– Обещал медведя́ – покажу медведя́, – объяснил Олег Петрович. – Шкура у него сейчас никудышная, но животная вредная. Вон забрался тут к соседям: овечку задрал, собаку задавил. А место для засидки приглядеть надобно заранее.
Конь Огонёк, тёмно-гнедой, ласковый и спокойный, привлёк внимание мальчика.
– Плюс… – заявил он, трогая бархатный нос огромного животного.
Для Энн же, казалось, всё равно было куда залезать: на дерево, лестницу, или в данном случае на коня.
К неимоверному облегчению Мэри ей позволили переодеть дочку в спортивный костюмчик и даже надеть памперс.
Она сама не могла понять свои чувства. Там, в городе, она виделась с детьми всего несколько часов, а то и меньше, строго по расписанию, – и ничего!