Вирус Зоны. Сеятель - стр. 22
Это нервировало не меньше, чем ощущение утекающего, словно песок сквозь пальцы, времени. С каждым часом вероятность того, что в АПБР просчитают его визит и подготовят теплый прием, возрастала, а следовательно, шансы на успех уменьшались. В раскладах следовало учитывать и еще два момента – его склонную к истерикам спутницу, которой наверняка не понравится идея сунуться в логово террористов, и, как ни странно, ту «лояльную», с которой они расстались под Лесногорском: Дмитрий чувствовал, что потенциально она еще способна доставить проблемы. Многозадачность его мозга аукалась сейчас «лояльному» очередным стрессом: мощный аналитический ум вываливал на него все проблемы разом – и действительные, и потенциальные, а психологически это было не айс. Даже для него.
И этот вал негатива вместе с большим количеством одновременно решаемых задач высшей категории сложности грозил перегрузкой мозга, а значит…
Он таки переоценил свои возможности и почувствовал надвигающийся приступ лишь за несколько секунд до него, но все же успел съехать на обочину и затормозить. А потом его мир превратился в ад.
Здесь боли нет. Только багровый сумрак мрачного заката. И странные изломанные фигуры, двигающиеся в полуприседе, словно обезьяны. А еще оранжевые огоньки глаз. Их много, этих фигур, и Дмитрий знает, кто они. Правда, только теоретически – вживую встречаться не доводилось. Истребители.
И опять впереди строения. Это уже точно промзона. Похоже на… электростанцию? Да, наверное. Что он здесь делает? Откуда тут истребители? Это что, Зона? Какая? Где? Дмитрий чувствует смятение. Он к такому не привык. Привык все контролировать, привык сам вести игру. Он всегда знал свою цель и шел к ней с невероятным упорством, и тогда его ничто не могло остановить. А здесь он ничего не знает. Не может понять. То, что впереди, – не цель. Точнее, цель, но не его. А чья?
Безумие какое-то! С тех пор как с ним поработали научники АПБР, он только и делает, что борется за независимость. За то, чтобы не рвать жилы, исполняя чужие приказы, не рисковать жизнью, преследуя чужие цели. Только за свои, только за то, к чему стремишься сам, что сам считаешь важным. И при этом все время оказывается в зависимости от кого-то еще. А в данном случае вообще неизвестно от кого. Какая вопиющая несправедливость! В нем пробуждается дикая злоба, направленная одновременно и на всех вокруг, и ни на кого конкретно. Долбаные люди! Долбаный мир! Долбаное все! Как же его это за…
Впереди начинают рваться гранаты, трещать автоматные очереди. Уродливые фигуры истребителей валятся как подкошенные, но их много. Слишком много. Некоторые, чей оттенок светящихся глаз ближе к пламенному, присаживаются и плюют ядом вперед, в сумрак, откуда гремят выстрелы, и оттуда доносятся крики боли.
Все происходящее одновременно и радует Дмитрия, и бесит, и пугает. Льющаяся впереди кровь хотя бы отчасти гасит пылающий в груди пожар ненависти. Но непонимание, ради чего все это, раздражает, а мысль, что кто-то управляет им, словно куклой, окатывает ледяными волнами страха.
«Ты хочешь этого, – звучит внезапно в голове. – Именно этого. Только сам пока не понимаешь. Они нам мешают. Очень мешают. Все должно быть правильно. Как заложено…»
«Кому это «нам»?» – внезапно перебивает Дмитрий.