Вирус - стр. 5
Как она кричала! Ее крик до сих пор стоит в моих ушах, несмотря на прочие крики на улице, ее голос я слышал громче всех, и это немудрено, когда тебя, еще живого, разрывают на части и растаскивают в разные стороны.
Один мертвец оторвал ей правую руку, еще двое по ноге, четвертый и пятый вцепились в лицо и грудь. Эти твари хоть и медлительны и в обычной ситуации не способны догнать человека, но обладают поистине дьявольской силой, способной разорвать человеческое тело на куски.
Живой человек сколько угодно может метаться и убегать от них, но стоит им зажать его или окружить, пиши пропало, человек будет обречен.
Картин, подобных этой, я видел превеликое множество, все те, кто пытался спастись на своих двоих, рано или поздно все равно попали ходячим на обед.
Один толстяк, надо отдать ему должное, ведь он, несмотря на свое тучное тело, отмахивался бейсбольной битой от шести трупаков, защищая своих жену и дочь, которые визжали, как ненормальные, пока отец разносил черепа мертвецам.
Такого отца поневоле зауважаешь: бился он до последнего, даже когда его повалили на асфальт и стали рвать на куски, он все равно продолжал отбиваться и закрывать свою семью.
Понятно, что это их не спасло, вскоре их тела стало не рассмотреть под грудой копошащихся мертвяков. Надеюсь, они умерли быстро. Не могу говорить об этом без слез.
Воспоминания той ночи вызывают во мне бурю эмоций, тем более от осознания собственной трусости в тот момент.
Не единожды к моей машине подбегали люди и просили их впустить, но я никого не впустил.
Сейчас я пытаюсь найти себе оправдание, но не могу. Я стараюсь сказать себе: «Эй, да ты не мог им помочь, открой бы ты дверь, и туда ворвались бы ходячие, или остановка джипа, чтобы подсадить кого-нибудь, привела бы к тому, что ты уже не смог бы тронуться из-за толпы, окружившей тебя».
Нет, самое главное оправдание все же в том, что любой из них мог бы быть уже зараженным, а заражен, значит мертв, значит ходячий.
Казалось бы, резонная отмазка, но нет, совесть неумолимо твердит об обратном. «Ты трусливая, жалкая скотина» – вот что она мне говорит.
Двигаясь по улице, которая становилась все более непроходимой, я в итоге был вынужден остановиться. Нет, не из-за того, что бензин кончился, хотя к этому, пожалуй, все шло, а из-за того, что, неудачно увернувшись от трех мертвецов, преградивших мне дорогу, я врезался в дерево у газона.
Мой железный конь издал последний предсмертный вздох и замолк, и хотя я прекрасно видел, что из-под капота повалил пар из пробитого радиатора, тем не менее попытался завести машину.
Ни третья, ни четвертая попытка завести мотор не увенчалась успехом, а пока я пытался завестись, ходячие окружили мою машину и стали скрестись в окна, клацая зубами и издавая такой рев, что я едва не потерял сознание от страха.
Их было не меньше дюжины, поэтому я понял, что попал в западню, и выйти на улицу не представлялось возможным. Я был на грани и готов был сдаться, но потом, сам не знаю, как мне это на ум пришло, открыл люк в крыше и выкарабкался наружу.
Сейчас я не могу сказать точно, что это было: инстинкт самосохранения или здравый смысл, но я оказался на крыше джипа, куда эти твари залезть не могли. Некоторые из них пытались схватить меня за ноги, но я смог увернуться. Я так скакал на крыше машины, словно танцевал чечетку, что ни одна из этих тварей так и не схватила меня.