Вирус - стр. 15
Моя жизнь благодаря ему потекла плавно, спокойно и размеренно, без страха, голода и ночных кошмаров. «Но куда ж подевался сам майор?» – спросите вы.
И я задавал себе тот же вопрос изо дня в день, пока случайно не наткнулся на портативный диктофон военного образца и не прослушал запись последнего обращения нашего вояки.
Оказывается, майор, как начался весь этот ад, стал вести своеобразный дневник, где описывал весь свой день.
Так, ничего нового я не услышал, всё это я видел и своими глазами, но один факт мне показался интересным. Майор пытался анализировать причины, по которым мертвецы могли ожить и пойти по земле. Чего там только не было, начиная от ошибки ученых и заканчивая нападением инопланетян, но четкой причины он не знал, из чего я сделал вывод, что военные, по крайней мере все поголовно, к данному инциденту не причастны.
Прослушивая голос майора на пленке, я, наконец, узнал, куда он подевался. Оказывается, на четвертый день конца света, поправьте меня, если я сгущаю краски данной формулировкой, наш бравый вояка решил спасти семью в доме напротив.
Как оказалось, в доме напротив осталась семья из трех человек, которые не поддались первоначальной панике и не стали покидать своего дома, не в пример их соседям, но вскоре оказались в ловушке, так как обещанной помощи так и не дождались.
Я-то знаю, ведь я был среди тех солдат, что должны были их эвакуировать. Майор, будучи человеком чести, не мог игнорировать их призывы о помощи и предпринял попытку вызволить их, судя по тому, что дом пустует, весьма провальную.
«Всё, не могу больше», – сказал голос майора на пленке диктофона. – Их мольбы о помощи разрывают мне сердце, я должен их спасти, даже рискнув жизнью. Там маленькая девочка, она напугана, как и ее родители, они молят о помощи, и я не останусь в стороне».
На этом запись заканчивается и больше не возобновляется.
Прослушав несколько раз запись на пленке, я впервые за все это время испытал укор совести. Я не стал бы их спасать, потому что это реальное самоубийство, даже с таким количеством оружия, что есть в доме, и то, что майор так и не вернулся обратно, лишнее тому подтверждение.
Я не стал бы их спасать – это точно, как и точно то, что я не открыл дверь джипа никому, кто меня об этом просил, еще тогда на улице, когда сам попал в замес.
Я понимаю, что поступил как настоящий трус, и даже не ищу себе оправдания, оттого на душе так паршиво.
В тот день я нажрался как свинья, вылакав полную бутылку виски прямо из горла.
Утро было тяжелое, похмельное. Голова словно свинцом налилась, ноги подгибались, руки тряслись, во рту словно кошки нагадили. В общем, скверно было. Да еще это проклятое чувство вины, что не давало мне покоя.
Как мог, я старался отвлечься от назойливых мыслей, позавтракал от пуза, впервые за столько дней ни в чем себе не отказывая, ни в количестве, ни в разнообразии еды.
Как я уже говорил, запасов продуктов хватило бы не на один год, если расходовать разумно. Во время завтрака не отказал себе в удовольствии приложиться к спиртному, исключительно ради того, чтобы снять абстинентный синдром, но не рассчитал с количеством и в итоге вновь напился вдрызг.
Последующие шесть-семь дней жизни в доме майора разнообразием не отличались. Я практически не выходил из запоя, пока однажды не проснулся в луже собственной блевотины на кровати.