Вирус бессмертия - стр. 49
Сон не шел. Варя решила, что, наверное, в чае было слишком много волшебной энергии Чи, так что теперь она гуляет внутри тела теплыми волнами и пока не успокоится – не уснуть. Однако время от времени разум проваливался в дремоту, рисуя перед мысленным взором облачный пик и китайцев, собирающих урожай чая на горном склоне. Ничего подобного Варя в жизни не видела – это было во сто крат интереснее, чем кинокартина в Клубе ткачей.
Странно только, что китайцы переговаривались по-русски, да и тема разговора оказалась далека от сбора чая.
– Но позвольте! С кем имею честь? – спросил один китаец.
Второй ему ответил:
– Зовут меня Дроздов Максим Георгиевич. Работаю комиссаром по науке в НКВД. Этого, полагаю, достаточно.
– Более чем, – сказал первый китаец.
На этом месте китайцы исчезли, а вместо них из сияющего золотом пространства показался чайный божок. Он кружился на месте, точно бумажный кораблик в водовороте ручья, и свистел.
Потом на берегу снова появились китайцы. Один стоял на одном берегу ручья, второй на другом. Они по очереди подзывали к себе китайского божка, и он плыл к ним, как утки на Патриарших прудах плывут за кусочком хлеба.
– И как к вам попали дневники Тихонова? – спросил китаец Максим Георгиевич, прикрываясь рукой от солнца.
– Во время работы на Памире мне довелось держать их в руках, – ответил другой, поправляя на спине большую плетеную корзину. – Но, к сожалению, из крепости я не мог отправить посылку, а потом, во время нападения Корзубека, все бумаги погибли в пожаре.
– То есть письмо вы писали по памяти?
– Да. Я писал трижды. Один раз из Ленинграда, после возвращения с Памира и два раза уже в Москве. Про ленинградское письмо я позже узнал, что директор института не дал ему хода, а уничтожил как противоречащее идее материализма. Он побоялся, что в органах его могут не так понять. На второе письмо я не получил никакого ответа, а третье вот, у вас.
– К сожалению, я получил его лишь несколько часов назад и не успел внимательно ознакомиться. Понял лишь, что важное событие космического масштаба начнется этой ночью и будет продолжаться в течение трех суток. Вы сообщаете, что в дневниках Тихонова событие названо «Голосом Бога».
– Это термин Тихонова, – сообщил китаец с корзиной. – Может быть, это термин Богдана, со слов которого Тихонов делал записи. Но, что наиболее вероятно, это термин первоисточника, созданного монахами в одном из тибетских монастырей. Мне он не очень нравится, хотя в какой-то мере передает суть.
– В чем же, по-вашему, эта суть заключается?
Варя раскрыла глаза, отогнав видение собирающих чай китайцев. Но голоса не исчезли.
– Н-да… Непростой вопрос.
Девушка поняла, что это говорит профессор Варшавский в гостиной, а вот голос его собеседника она слышала впервые.
– Так вот, Максим Георгиевич, – продолжал Варшавский. – Я, понимаете ли, привык говорить языком науки, а перевод в повседневные термины меня утруждает. Теряется четкость мысли.
– А вы не беспокойтесь, – ответил Дроздов. – Если мне покажется, что я упускаю нечто важное, я попрошу вас рассказать все подробненько.
– Как вам будет угодно. Значит, вы хотите знать суть?
Варя поднялась с дивана и, стараясь не шуметь, на цыпочках шагнула к двери. Осторожно вытащив ключ, она прильнула к замочной скважине и разглядела Варшавского со спины, а его собеседника в профиль. Тот сидел в кресле напротив Варшавского. Это был видный мужчина, высокий, жилистый, ухоженный. Особенно бросалась в глаза его аккуратненькая бородка и страшные неподвижные глаза. Она даже испугалась, что он увидит этими буравящими глазами, как она прячется за дверью. Тогда и ей несдобровать, и профессору. Но еще страшнее было отвернуться от замочной скважины и не видеть этого зловещего человека. Господи! Как профессор с ним разговаривает так запросто, и даже голос его не дрогнет? Она умерла бы. От такого не сбежишь, как от товарища Андрея, и не обманешь его, как туповатого трусливого Роберта.