Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть шестая - стр. 32

Атос нежно поцеловал сына и сказал:

– Я услышал слова честного человека. Через два дня мы будем у герцога де Бофора в Париже, и вы поступите так, как найдете нужным. Прощайте!

И он медленно пошел к себе в спальню. Рауль спустился в сад и всю ночь провел в липовой аллее.

Атос понял, что не в силах разрушить это непоколебимое решение, и два дня отсрочки, данной герцогом, посвятил снаряжению Рауля. Он поручил это дело Гримо, который тотчас же принялся за него с известными читателю готовностью и обстоятельностью. Атос приказал достойному слуге отвезти вещи в Париж, как только они будут собраны, а сам вместе с сыном поехал на следующий же день после посещения господина де Бофора, чтобы не заставлять ждать герцога.

Возвращение в Париж, в общество людей, которые его знали и любили, взволновало бедного юношу.

Каждое знакомое лицо напоминало ему либо о страдании, когда-либо им испытанном, либо о каком-нибудь обстоятельстве его несчастной любви. Приближаясь к Парижу, Рауль чувствовал, что он умирает. Когда он приехал к де Гишу, ему сказали, что господин де Гиш у брата короля.

Рауль отправился в Люксембургский дворец и, не зная, что он находится там, где живет Лавальер, услышал столько музыки и вдохнул столько ароматов, услышал такой веселый смех и увидел столько танцующих теней, что, если бы его не заметила одна сердобольная женщина, он просидел бы, унылый и бледный, в приемной за портьерой, а затем ушел бы оттуда навсегда.

Забыв обо всем, Рауль сидел перед остановившимися часами, как вдруг прошелестело платье в соседней гостиной, послышался смех и мимо него прошла молодая хорошенькая женщина, оживленно споря о чем-то с дежурным офицером.

Офицер отвечал спокойно и твердо; это была, скорее, любовная ссора, чем спор между придворными людьми, и она кончилась тем, что кавалер поцеловал даме пальчики.

Вдруг, заметив Рауля, дама замолчала и, остановив офицера, сказала:

– Уходите, Маликорн; я не знала, что здесь есть еще кто-то. Я вас прокляну, если нас видели или слышали!

Маликорн тут же скрылся, а молодая женщина подошла сзади к Раулю и, улыбнувшись, сказала:

– Сударь, вы порядочный человек… и, конечно…

Потом она вдруг вскрикнула:

– Рауль! – и густо покраснела.

– Мадемуазель де Монтале! – проговорил Рауль, бледный как смерть.

Он встал, шатаясь, и хотел бежать по скользкому мозаичному полу; но она поняла его мучительное состояние, почувствовала в его бегстве осуждение или, по крайней мере, подозрение. Ей захотелось оправдаться перед ним, и она остановила Рауля посреди галереи.

Рауль с такой холодностью принял ее вызов, что если бы кто-нибудь застал их там, то не было бы никаких сомнений относительно поведения мадемуазель де Монтале.

– Ах, сударь, – сказала она возмущенно, – то, что вы делаете, недостойно дворянина. Мое сердце подсказывает мне поговорить с вами, а вы меня компрометируете, отвечая так неучтиво; вы не правы, сударь, смешивая ваших друзей с врагами. Прощайте!

Виконт поклялся себе никогда не говорить о Луизе, никогда не смотреть на тех, кто ее видел; он переходил в другой мир, чтобы не встречать ничего, что видела или к чему прикасалась Луиза. Но после первого удара по самолюбию, после того, как он увидел Монтале, подругу Луизы, – Монтале, напоминавшую ему башенку в Блуа и его юное счастье, все его благоразумие тут же исчезло.