Викинг. Страсти по Владимиру Святому - стр. 23

На следующий день после того вышли из Альдейгьи.

Владимир никогда не ходил в эту сторону, сюда вообще без надобности не ходили. Не только Нево строптиво, и на Волхове пороги пройти непросто. Но вот жизнь заставила…

Князь слышал, что купеческие ладьи, как выйдут из устья Волхова, поворачивают на запад, чтобы, обогнув большой мыс, войти в реку Нево, соединяющую Нево с Варяжским морем. Река тоже строптива, как и все в этих краях, у нее пороги, а осенью ветер разворачивает воду обратно из моря в Нево, из-за чего Озерный злится и начинаются бури.

Но, выйдя из Волхова, они почему-то повернули на восток и пошли на виду у берега, который скоро свернул на север. Владимир услышал, как заворчали гребцы, но кормчий прикрикнул на них, и все смолкло.

Нево пожалело их, не наслав бури или даже сильного встречного ветра, что часто бывает в этих местах. Все равно мощь озера-моря чувствовалась, они шли в виду одного берега, а другой оставался где-то далеко на заход солнца. Кормчий сказал, что ширина Нево больше шестидесяти верст, а длина и вовсе две сотни. Северный берег весь, как у сканов, изрезан шхерами, в северной половине острова с удобными бухтами.

– Чем они живут?

Добрыня с изумлением посмотрел на задавшего вопрос племянника:

– Грабежом!

– Кого здесь грабить, даже рыбаков не видно?

– Здесь два пути проходят от сканов – в Новгород и дальше на юг и через Белое озеро и булгар в Хвалисское море к арабам.

– И караваны грабят?

Добрыня довольно хмыкнул:

– А как же!

– Надо навести порядок.

– Об этом, князь, нужно было думать, пока в Новгороде сидел. Об этом, а не о девках.

Хотелось спросить, как надеется дядя пройти мимо этих самых грабителей, но Владимир не решился, понимая, что дядя снова его высмеет.

Князь покрепче ухватил рукоять весла. Вода здесь такая, что ли, но весло становилось с каждым взмахом все тяжелей.

К вечеру пристали к берегу, быстро разбили лагерь, но широко располагаться не стали, и кормчий, и сам Добрыня Никитич явно чего-то боялись. Вокруг ни дыма, и с воды ничего не было видно, чего они пугаются?

– Здесь воинственные местные жители?

Добрыня помотал головой:

– Нет, опасность там, на воде…

Значит, дядя все же боится этих самых озерных разбойников.

С первыми лучами двинулись дальше, к полудню вместе с берегом повернули снова на запад, и тут произошла встреча, которую явно ждали и которой боялись. Впереди показались три драккара, тут же поспешивших к их кнорру. Добрыня крикнул:

– Щит!

Племянник, недавно сменившийся на веслах, бросился подать ему обычный червленый щит, но дядя отмахнулся, принимая другой у ближайшего дружинника. Щит странный – внутри он был белым. Именно этой стороной Добрыня и прикрепил его на нос. Только тут Владимир заметил, что голова дракона снята, а ее место пустует.

Да, он слышал о таком обычае: голову снимали и прикрепляли белый щит, чтобы показать, что идут с миром.

Верно, с тремя двадцативесельными драккарами одним кнорром не повоюешь. Но что-то подсказывало, что Добрыня сам искал встречи с этими людьми. Варяги? Но золота больше нет, нанять их не на что, самим наниматься в дружину, конечно, почетно, но едва ли возьмут…

С приблизившегося первым драккара что-то закричали, в ответ Добрыня упомянул имя Харальда Свирепого.

Их кнорр окружили, на борт прыгнули несколько хорошо вооруженных крепких викингов, а к рулевому веслу встал еще один. Дальше следовали именно так: впереди шел один драккар, позади другой, третий отправился дальше по своим делам, но и этих двух хватило бы в случае сопротивления. Однако никто сопротивляться не собирался.