Вихрь переправ: 4. Если жить хочешь в новом мире - стр. 15
А Лука? Лука преобразилась. Плечи, до того гордо вздёрнутые, опустились, точно подбитые крылья, прямая линия спины изогнулась, голова упала – теперь можно не притворяться сильной и невозмутимой, теперь можно побыть собой. Слёзы полезли наружу, сначала тихим капаньем, а затем перешли в бурный поток. Истерика, наконец, взяла своё.
Грусть и страх поднимались на поверхность, слёзная река потихоньку вымывала их.
Вот до боли любимое лицо перед нею, болезненно-бледное, с полураскрытым ртом. Грудь, укрытая одеялом, почти не поднимается, дыхание настолько слабое, что ощутить его можно только, если почти вплотную прижаться ухом к сухим бескровным губам или приложить к ним зеркальце, как в старину.
Что с ней? Лукерья сидела на краешке дивана, старого, но ещё крепкого, правда, коротковатого для Револьда Астрогора, его длинные тощие ноги не умещались и свешивались с подлокотника. Девушка прислушивалась к себе, к той горькой боли, что так долго таилась на дне её воспоминаний. Что, собственно, её так угнетало? Этот человек, лежащий перед ней, беспомощный, чья жизнь трепетала на границе яви и нави, столько зла причинил ей, а она льёт по нему слёзы. Ну не дурость ли чистейшей воды?
Нет, не дурость. В памяти всплыли светлые пузырьки – хорошие воспоминания. Их больше, чем тёмных. Да, несомненно, Револьд использовал её, Луцию Бавервильд, на первых порах направляя её жизнь в то русло, какое угодно было ему. Но он так много дал взамен! За два года, проведённых с ним в постели и в его кабинете, она узнала больше, чем за прожитую жизнь до знакомства с ним. Он приручил её, как маленького дикого зверька, постепенно, лаской и уговорами, а порой и жестокостью, вынужденной, конечно. Живя в приюте, Луке остро недоставало любви, особенно родительской. И, если мать (как она полагала) встретилась ей однажды и единожды, накануне десятилетия, в окрестностях приюта, то об отце оставалось туманное облако. Как бы ей хотелось встретить его, посмотреть в глаза и понять этого человека. Ведь, он просто мог и не знать о её бренном существовании в этом мире.
Да, теперь, когда печаль оказалась на поверхности, Лука чётко и ясно поняла: именно в Астрогоре она распознала отца, подобие его, которого хотела, будучи брошенным ребёнком. Извращённое какое-то вышло единение, но пусть так.
Да, он использовал её, порою даже слишком гадко, но – теперь ей хорошо стало видно издалека прошедшего времени – он ею по-своему дорожил, даже опекал по-свойски. По сути, она оказалась первой официальной фавориткой на долгий срок. До неё у вурдалака водились интрижки, но, как правило, ни о чём. А она стала первой. Пусть её и переиграла Зиновия, но эта штучка со своей тёмной историей. До неё Луке теперь нет дела.
И ещё. Она твёрдо верила в то, что сказал ей Револьд, лёжа у ног в луже собственной крови. Он не желал ей смерти в тот миг, это была импульсивная ошибка. Ошибка, стоившая жизни Маргелу…
Но Лука простила и это. Жизнь состоит из случайностей, ловко подстроенных ею самою. Остаётся всё отпустить. И надеяться, чтобы Астрогор выкарабкался на сторону Яви.
«Верь только себе, Луция Бавервильд, как я себе».
Это всё, что соизволила произнести ей в тот день мать. Теперь сомнений не осталось, это была она. Слоган превратился в жизненный девиз, а вот образ матери стёрся из памяти, оставив после себя тень с рыжим ореолом вокруг головы.