Вихрь переправ: 2. И мир станет чуточку шире - стр. 20
Как только автобус тронулся, прислужников выпустили, но с условием, чтоб они были неприметны для других пассажиров, коих по счастью, кроме самих ребят, было мало. Виктор занял задний ряд из четырех мест: одно сидение выделил коту, а на остальных расположился сам. Ехать до столицы Тартаррусы было около шести часов, и друзья решили воспользоваться этим временем как следует – вздремнуть по возможности.
Когда Омолон остался позади и стремительно уменьшился до хоккейной шайбы, Матфей вспомнил «Вижин-Март», лаймовый кругляш гипермаркета, где ещё пару дней назад преспокойно работал консультантом. Залповый ливень, очевидно, удовольствовавшись городом в качестве завтрака, уже не преследовал их «субмарину». По следам жёлтого автобуса бежал слабый моросящий дождь. Грязно-лиловые облака, взбитые и переполненные влагой, нависали над Омолоном и не думали отступать от его каменистых улиц. Небо над городом походило на море в бурю – те же волны, бесновавшиеся и неудержимые. И венцы пены на их гребнях, и девятый вал разрастаясь, того и гляди, размажет всё живое с такой верхотуры.
А над размеренно мчавшимся автобусом небеса провисали кислыми и угрюмо-блёклыми простынями, но без угрозы ливня. И эта давящая сверху пасмурность пробудила в Матфее тоску и тревогу, вслед за воспоминанием о работе и доме. Где-то Вида и Юстин и что-то с ними теперь…
«Нужно позвонить, обязательно позвонить. Дать о себе весточку и самому узнать, что всё в порядке. Что они…. Нет, они, конечно, живы. Иначе и быть не должно. Но узнать нужно», – подумал он. А если, нет, то он вернётся. Зачем бегать и скрываться, когда ты один. Когда не для кого.
Как ни терзался мрачными мыслями Матфей, а и его склонило в глубокую дрёму. Сон рвался, как паутина, срастался и затягивал с новой силой, а затем рассыпался, словно песок.
За окном пролетали полуразмытые дождевыми каплями земли Тартаррусы. Просторные, холмистые, безлесные равнины с жухлой травой пролегали до самого горизонта, будто то была пустыня с дюнами, воскресшая к жизни после магического действа. Или вдруг вырастали высоченные леса впритык к дороге выставлявшие долговязые тела и скрадывавшие дневной свет. Были и кустарниковые поля и болотца с облезшим камышом и рыжеющей ряской. А один раз вдоль дороги неслась река, непроницаемо-серая и маслянистая, но спустя несколько километров она круто повернула в сторону, будто беговой марафон ей наскучил.
Обширные земельные просторы были во множестве наводнены крохотными деревеньками, словно грибницы натыканные там и сям. Их яркие разноцветные крыши, точно шляпки грибов, хорошо виднелись вдали. Мелькали за автобусным окном и солидные города-пузаны, в сравнении с которыми деревни смотрелись по-сиротски скромными, но более полными свободы и воли.
Юна Дивия непривычно тихая и замкнутая сидела подле Матфея. Столько раз он порывался коснуться её руки, приобнять, только б спугнуть дымку задумчивости с её лица. И не мог, не смел. Она, такая близкая, соприкасавшаяся на крутых поворотах автобуса плечом с ним, казалась чужачкой, незнакомкой, зачарованной холодом девой – кем угодно, но только не его приветливой щебетуньей Ласточкой.
К концу поездки всем не терпелось скорее ступить на твердую землю и надышаться вдоволь воздухом. Пусть он влажный и холодный, но всё ж лучше, чем душный и спёртый из-за наглухо закрытых окон в автобусе.