Видимая невидимая живопись. Книги на картинах - стр. 35
Карл Шпицвег. Любовное письмо, 1845–1846, холст, масло
Карл Шпицвег. Запах роз, ок. 1850, холст, масло
Карл Шпицвег. Запретный путь, 1840, холст, масло
Карл Шпицвег. Вечернее чтение требника, ок. 1839, холст, масло
В пару к «Запретному пути» напрашивается «Вечернее чтение требника»: две работы удивительно схожи как по цветовой гамме, так и по общему элегическому настроению. Фигура читателя подчеркнуто прозаична, его неброский костюм сливается с таким же обыденным пейзажем. Человек читает то ли в излюбленном укромном месте, а то ли вообще походя, неспешно прогуливаясь перед сном.
Однако тут тоже обнаруживается визуальный фокус: книга помещена не просто в самый центр – но на линию горизонта, на границу слияния земли с небом. И кажется: если читатель вдруг нечаянно разожмет ладонь – требник не упадет, а зависнет в мреющем сумеречном воздухе… Пройдет немногим менее ста лет – и Стефан Цвейг даст книгам замечательное метафорическое определение «магниты небес».
В мрачные дни душевного одиночества, в госпиталях и казармах, в тюрьмах и на одре мучений – повсюду вы, всегда на посту, дарили людям мечты, были целебной каплей покоя для их утомленных суетой и страданиями сердец! Кроткие магниты небес, вы всегда могли увлечь в свою возвышенную стихию погрязшую в повседневности душу и развеять любые тучи с ее небосклона.
Стефан Цвейг «Благодарность книгам», 1937
Особняком стоят работы Карла Шпицвега, посвященные приватному общению с книгой в заветных местах: «Философ в лесу», «Отшельник за чтением», «Чтение за завтраком»… Типичный ландшафт для этого сюжета – Deutsche Wald как национальный литературный топос Германии, овеянный лирическими грезами одухотворенный лес-поэт. С одной стороны, в идиллическом чтении заключен культурный парадокс: будучи занятием умозрительным, оно вместе с тем естественно, как сама жизнь. Слияние человека с книгой – это одновременно и его слияние с природой.
С другой стороны, книга как носитель текста, вместилище информации расширяет границы Deutsche Wald до Weltlandschaft – вселенского ландшафта, «всемирного пейзажа». Сопричастность книге как сопричастность универсуму. Она может быть дерзновенно героической, но может быть и несуетно задушевной. Шпицвег не просто выражает – любовно пестует идею ценности «обывательского» чтения.
Карл Шпицвег. В домашнем саду, 1837–1838, картон, масло
Карл Шпицвег. Читатель в парке, ок. 1838, холст, масло
Карл Шпицвег. Чтение, ок. 1875, картон, масло
Карл Шпицвег. Философ в лесу, ок. 1848, картон, масло
Карл Шпицвег. Прерванное созерцание, ок. 1840, холст, масло
Карл Шпицвег. Неожиданный перерыв, 1855, холст, масло
Не реже, чем в лесной тиши, мы видим его читателей в городских парках, двориках и палисадниках, рабочих кабинетах, домашних библиотеках – везде, где только есть возможность погрузиться в книгу. Камерные сценки исполнены тишины и покоя. Но в этой безыскусной простоте неизъяснимая благодать. Мерно движется взгляд по строчкам, тихо бьется сердце, незаметно ползут стрелки по циферблату. Лиц и страниц не видно – они единое целое, и книжный переплет как продолжение руки…
Иногда художник шутливо заземляет своих чудаковатых книгочеев – например, помещая лавку букиниста точнехонько под художником, трудящимся над фреской на рискованной высоте. Таким образом, и художник, и все искусство «воспаряют» над наукой (репродукция в начале главы). Или запуская птичку в кабинет ученого, склонившегося над тяжелым томом. Или отвлекая деревенского священника от зубрежки проповеди порханьем бабочек. При этом чтение встроено в распорядок дня, как сон, прогулки, прием пищи. «Небесному магниту» книги все равно, кого он тянет ввысь – косного обывателя или дерзновенного романтика. А «зачитанным до дыр» мир может казаться и тому, и другому.