Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947 - стр. 94
Новый французский кабинет под руководством Лаваля заговорил значительно более резким тоном. Было заявлено, что «Франция никогда не откажется от ее права на получение репараций». В этой атмосфере конференция по вопросам репараций, созыв которой в Лозанне был назначен сначала на 18 января, а потом перенесен на 4 февраля, была отложена до июня. Задержка могла только осложнить критическое положение Германии. Тем временем в Женеве собралась конференция по разоружению, на которой французский делегат, Андре Тардье, неожиданно предложил план формирования интернациональной международной армии. Брюнинг усмотрел в этом плане возможность восстановления равенства Германии в вопросе оборонительных вооружений и потому 21 апреля организовал для обсуждения этой проблемы частную встречу с Тардье. Следующая встреча должна была состояться 29-го в местечке Бессинь близ Женевы в доме, занимаемом государственным секретарем Соединенных Штатов мистером Стимсоном. У Брюнинга создалось впечатление, что за это время его план о равенстве вооружений был одобрен Соединенными Штатами, Великобританией и Италией во время дискуссии, прошедшей под председательством государственного секретаря Стимсона. Недоставало только согласия Франции. Но 29 апреля Тардье на встречу не приехал. Вместо этого он прислал записку, извещавшую, что он плохо себя чувствует. Брюнинг был уверен, что это была всего лишь дипломатическая отговорка, и в самом деле имел все основания для своих подозрений.
В течение всей предшествовавшей недели месье Франсуа– Понсе, французский посол в Берлине, объяснял всем и каждому, что позиция Брюнинга несостоятельна и что его преемником должен стать я. Казалось совершенно ясным, что генерал фон Шлейхер, глава Политического департамента армейского Верховного командования, составил план, которым поделился с Франсуа-Понсе еще прежде, чем у меня появилось хотя бы слабое представление о происходящем. В тот момент я находился с семьей у себя дома в Сааре. Шлейхер определенно решил сместить Брюнинга со своего поста и менее всего хотел, чтобы канцлер вернулся из Женевы, имея на своем счету какой бы то ни было успех. Наилучшим способом добиться этого было дать основание французскому послу телеграфировать своему правительству о бессмысленности уступок Брюнингу ввиду его неизбежного изгнания с занимаемой должности.
Трудно представить себе более поразительное развитие событий. Глава политического департамента Верховного командования армии счел для себя возможным поделиться с французским послом конфиденциальной информацией, которая сохранялась в секрете даже от заинтересованных лиц. Брюнинг впоследствии утверждал, что его уведомили о согласии французов с его предложением по разоружению 31 мая – за день до его отставки. Таким образом, интрига Шлейхера обошлась нам в шесть драгоценных месяцев. Меня не проинформировали о том, что предложение Брюнинга было принято. Мне по-прежнему интересно было бы узнать, как он может объяснить сокрытие от меня такой важной информации. Ведь успех, достигнутый, как он утверждает, в Бессине, не являлся исключительно его личным достижением. Он касался германского правительства, и ему не следовало допускать, чтобы его личная обида на своего преемника влияла на развитие событий. Мои собственные усилия по решению проблемы разоружения принесли плоды только 8 декабря, когда было уже слишком поздно, поскольку двухмесячные усилия по включению нацистов в коалиционное правительство с коллективной ответственностью провалились. К тому моменту политическая температура поднялась настолько, что любой успех во внешней политике стал невозможен. Если бы соглашение по проблеме разоружения было достигнуто в мае 1932 года, до начала Лозаннской конференции, то будущие события могли бы развиваться совершенно иначе.