Ветвящееся время. История, которой не было - стр. 28
«Молох пожрал своих детей!» -патетически восклицает Честертон, завершая рассказ об уничтожении Карфагена, подразумевая: иначе, мол, и быть не могло.(30,196) Любопытно: в каких именно выражениях обосновал бы неизбежность и закономерность гибели дикого и варварского Рима британский автор, живший во второй половине ХХIX века от основания славного города Карт-Хадашт?
Последний великий эллин
В истории немало событий и явлений, находящихся как бы в тени официальной науки, но тем не менее имевших колоссальное значение для развития всего человечества, определивших ход событий на многие столетия, и даже тысячелетия вперед.
Одной из таких почти не привлекавших внимание исторических альтернатив, остается существовавшая во второй половине I в. до н.э. возможность победы широкой антиримской коалиции, возглавляемой Понтийским царством. Альтернатива, связанная прежде всего с именем Митридата Эвпатора – его базилевса.
По словам видного немецкого историка Освальда Шпенглера «…борьба между Римом и эллинизмом… была доиграна при Каннах…»(39,401)
Однако, это не так. Спустя почти полтора века после Канн, спустя десятилетия после того, как исчез с лица земли Карфаген, а Афины и Коринф стали провинциями Вечного Города, уже, казалось, безвозвратно угасающий греческий мир дал последний бой римскому владычеству.
Под знаком этого противоборства прошло несколько десятилетий, и все значимые события в тогдашнем античном мире, так или иначе связанны с этим противостоянием: Союзническая и Гражданская войны в Риме, диктатуры Суллы и Мария, знаменитое восстание Спартака – все этот так или иначе завязано на деяния и намерения понтийского властелина.
Об этом великом – без всякого преувеличения – человеке широкой публике известно мало, да и то, что известно, не может не вызывать сомнений.
И неудивительно – пожалуй, он, как никто, был оболган римскими историками и их позднейшими последователями, из трудов которых мы вынуждены черпать все сведения о нем. Что же касается мнений его друзей, союзников и ли просто его придворных историографов и летописцев, то их просто нет. [21]
Если за Ганнибалом, и даже за вождем восставших рабов – Спартаком, квиритские хронисты, пусть и со скрежетом зубовным, но признавали определенные достоинства, то этого человека изображают каким-то чудовищем. Так зло писали разве что о Калигуле и Нероне.
Да и в трудах современных римских подголосков классической школы, по понятной причине в основном немцев (от Моммзена до Бенгтсона), войны, которые он вел с Римом, подаются как борьба благородного несущего цивилизацию Запада с диким Востоком.
Сам же понтийский царь именуется не иначе как «султан», воплощающий в себе все азиатские пороки: «грубый, сладострастный, вероломный, беспощадный, суеверный, жестокий» (61,Т.2, 251), которым двигало исключительно стремление к захвату как можно большего количества сокровищ и все новых земель (у Рима, разумеется, цели были совсем другие – исключительно справедливые и благородные).
Митридату приписывают собственноручное убийство матери, младшего брата (относительно последнего вообще-то есть некоторые сомнения – а был ли мальчик?), трех дочерей и двух сыновей, трех сестер, из которых одна – еще и была его супругой (опять таки – в одних источниках говорится, что она была казнена по обвинению в заговоре, в других, что он «устранил ее с помощью яда»(67, 303). Наконец – что он собственноручно заколол кападокийского царя при личной встрече. Приводятся и совершенно фантастические и неправдоподобные факты.