Ветер вересковых пустошей - стр. 20
Горлунг не особо любила няньку, скорее терпела, ибо, не будь Инхульд, будет на её месте другая, так уж положено девице: иметь если не мать, так хоть няньку. Кроме того, Инхульд была приставлена к своей госпоже с самого рождения, ещё матерью Торина, а потом вместе с ней поехала во двор Ульва, затем и на Русь. Инхульд связывала её с бабкой, ведь все они когда-то жили вместе во дворе конунга Ульва Смелого, она одним своим присутствием доказывала Горлунг, что Суль существовала.
Все трое: Горлунг, Эврар, Инхульд, ждали перемен, ибо когда-то по младости лет княжна открыла и няньке своей и рынде то, что грядёт. Они ждали сватовства княжича Карна к княжне Прекрасе, обговорённого князьями с особой потаённой радостью и нетерпением. Ибо ни для кого из них не было секретом, что Суль в своё время сказала Горлунг, что та будет женой конунга, и, поразмыслив, они пришли к выводу, что княжич Карн предпочтет Горлунг её сестре. Как ждали они, изгои двора князя Торина, этого момента, показать и доказать всем остальным, что пожалеют ещё люди, что их чурались, что ходили в их покои только за травами.
А сердце Горлунг грела одна из фраз, брошенных Суль: «Мужчины, предназначенные нам богами, увидев лишь раз женщину нашего рода, не могут жить без нас, они теряют голову навеки и отдают нам своё сердце, дабы мы в нём правили единолично». Вот и ждала княжна этого единственного раза, когда посмотрит на неё княжич Карн и полюбит так, что даже сияющая красота Прекрасы не сможет этому помешать. Горлунг хотелось доказать всем вокруг, что не хуже она сестры, а для этого, по задумке княжны, необходимо произвести впечатление и появиться внезапно.
Посему Инхульд и доставала из сундука, стоящего рядом с ложем княжны, ткани, привезённые дружинниками в благодарность за исцеление. На ложе выкладывались отрезы льдисто-голубого, бордово-красного, светло-серого, ярко-синего, янтарного, ярко-красного, кровавого, зелёного, чёрного цветов. Это было целое состояние. Пожалуй, никто и не догадывался, что у Горлунг хранятся такие изумительные ткани. Если бы княжна Прекраса увидела всё это великолепие, то, снедаемая завистью, обязательно устроила бы скандал.
Но самое главное хранилось в маленькой шкатулке, стоящей на самом дне сундука, это были украшения Виллему, перешедшие к Горлунг по наследству: шитые золотом головные повязки, две цепи золотые, ожерелье из перлов, широкие золотые браслеты, перстни. Кроме того, Суль подарила на прощание маленькой Горлунг серебряные броши, шитую серебром головную повязку и серебряный обруч, на обороте которого были начертаны руны удачи. Дружинники князя Торина тоже привозили княжне в благодарность украшения: золотой венец, украшенный перлами, золотые усерязи, бусы из перлов, хрусталя и коралла.
– Ох, светлая, нашьём мы тебе нарядов, – мечтательно сказала Инхульд, – и будешь ты у нас краше всех, а когда хозяйкой станешь во дворе княжича, ох, и поплачут они без тебя. Сколько времени у нас до приезда жениха?
– Руны молвят, что немного времени, я полагаю, что до червеня надобно управиться, – ответила Горлунг, задумчиво поглаживая ладонью ткани.
– Поскорей бы, хватит этой пустоголовой Прекрасе быть цветком этого двора.
Горлунг промолчала, мечтательно улыбнувшись. Как же ждала она червеня! Ей так хотелось доказать им всем, что она особенная, что она лучше Прекрасы.