Ветер с севера - стр. 19
Ролло пересказал свой сон, а затем уселся на песчаную кочку и стал слушать, как Кетиль без труда изъясняется на языке франков. Поистине недаром кормчий получил прозвище Всезнайки. Не было земли, куда бы они ни явились – с набегом ли, торговать ли – где бы Кетиль не смог столковаться с местными жителями. Он обучал языкам и Ролло, частенько повторяя, что после умения сражаться, для викинга нет ничего более важного, чем способность усваивать чужие наречия.
– Итак, что он сказал? – нетерпеливо спросил ярл, когда оба наконец умолкли.
Кетиль, сдвинув на переносицу шлем, задумчиво скреб в затылке, а христианин блаженно улыбался и глядел на Ролло с таким восторгом, словно тот помимо жизни и свободы, даровал ему по меньшей мере сотню рабов и поместье.
– В высшей степени странно толкует твой сон этот франкский жрец, – проворчал Кетиль. – Он убежден, что крест на холме – это подобие христианского храма, к которому твоя судьба выведет тебя из мрака. Источник же суть крещение, которое тебя спасет. Раны и грязь – то, что они именуют грехами, худшими из недугов, – могут быть исцелены и очищены в этом источнике, а птицы, которые порхали вокруг тебя, – твои викинги, которые последуют за тобой и также примут крещение.
Ролло захохотал так, что сгрудившиеся вокруг становища в поисках отбросов чайки с негодующими криками разлетелись. У ярла даже слезы выступили на глазах от смеха.
– Пускай убирается, – вытирая глаза тыльной стороной руки, почти простонал он. – Изрядно таки повеселил меня этот вонючий старик. Чтобы я оставил славных богов Валгаллы ради их жалкого божка, который никогда не держал рукояти меча и позволил приколотить себя к кресту? Чтобы я променял священнее мясо Сехримнира[32] на покаянную власяницу христиан? Клянусь браслетами Одина, никогда не сводилось мне слышать ничего более забавного.
И, тем не менее, когда отшельник ушел, Ролло вновь направился к кресту. Взойдя на холм, он похлопал его ладонью по столбу, как бы опробовал крепость холки доброго коня. Потом оперся на него спиной и долго стоял так, скрестив руки на груди и устроив взгляд туда, где в отдалении светлели на солнце изломы известковых скал и блестел, извиваясь, ручей.
Викинги долго нарушали его покой. Их корабли нуждались в основательной починке, да и море всё ещё было неспокойным. Всё, казалось, говорило, что им следует оставаться здесь. И лишь женщина, что стояла у самого прибоя, среди дюн, не хотела даже глядеть на этот берег. А её сила была такова, что она могла настоять на отплытии.
Атли, полулежа на песке, поглядывал то на брата, то на финку. К нему подошел Олаф, стал объяснять ситуацию, но Атли лишь улыбнулся в ответ.
– Это все ты должен сказать Ролло, а не мне. Что же касается моего мнения…
Не договорив, он подставил бледное лицо солнцу, прищурился. Потом встал и, утопая по щиколотки в белом песке, пошел к брату. Глядя ему вслед, Олаф лишь улыбнулся. Атли толковый малый и худого не посоветует их предводителю. Даже, если этим разгневает его женщину.
Ролло не повернулся к брату. И не глядя знал, что это он.
– Что скажешь, малыш?
– Мне здесь нравится, Рольв. Хотя, если ты скажешь… Олаф сообщил, что поднимается бриз. Мы можем и отчалить.
Ролло глядел вдаль.
– Но сам-то ты предпочел бы остаться, не так ли? Что скажешь ты мне, мой проводник в Мидгарде?