Ветер плодородия. Владивосток - стр. 27
И Шань мог бы сказать, что у богдыхана имеется фарфоровый сервиз, который, как считается, прислала ему в дань английская королева. Говорить не стоит про императорскую посуду. Так люди сидят и говорят любезности, а главное и самое интересное утаивают друг от друга. Ради дисциплины и порядка нельзя сказать о севрском фарфоре во дворце Юань Минь Юань. А мятежники на юге убивают императорских солдат, и это уже не тайна. Дрожь пробегает по телу при одном воспоминании о событиях на юге.
«Но и я очень хитрый азиат, Муравьев, такой именно, каким у вас представляют нас, и я это тебе докажу. Сто марок вин! Двадцать пять кушаний. Разве ты думаешь, что в китайской кухне не найдется гораздо большего количества изысканных блюд и деликатесов? Я бы угостил тебя гнездами ласточек, пропитанными птичьим жиром, или пилюлями Божественного меда, о которых вы, может, ничего не слыхали. Жизнь в приамурских провинциях груба, чужда аристократической утонченности. А нам хотят доказать, что Китаю следует лезть еще выше на север по европейской карте мира, туда, где нет китаянок, где женщины грубы, как оленьи телки. Но у И Шаня есть с собой не менее вкусные китайские вина, чем твои из Франции. Мы знаем все о тебе: что у тебя француженка жена, но сам ты азиат и татарин и не знаешь меры в угощениях. Конечно, все хорошо, все приятно, от радости хочется посмеяться. Если бы не тяжелые заботы».
Издали докатился раскат орудийного выстрела. Как раскат грома. И сразу выстрелила другая пушка. Выстрелы были сдвоенные, все знают, что сегодня шло учение не на шутку и еще не закончилось, стреляют бомбами по целям, по пням и по деревьям. Хороший салют для парадного обеда.
А вот заиграла духовая музыка здесь, на палубе губернаторской баржи, похожей на плавучий ямынь.
Князь И Шань попросил сделать любезность и посадить юного кавказского князя Дадешкалиани рядом с ним и с переводчиком. Хорунжий при прошлой встрече очень понравился И Шаню. Он в черкеске, с двумя рядами золотых газырей на груди, с кинжалом, ручка которого в золотой насечке. Очень горячий при исполнении дела, вихрем скачет со своими казаками, высадившись на берег по поручению Муравьева. Имеет право! По левому берегу! Там у них, на Кавказе, колючие леса, сползающие со скал к стремнинам. Но там у Муравьева была не только служба, а целая жизнь… Дадешкалиани как родной Муравьеву. Его любимец как приемный сын у японского князя.
Старый князь и молодой князь стали вежливо уверять друг друга в преданности России и Китая друг другу. И Шань с длинными белокурыми усами и блондин хорунжий со светлым пушком на губе посматривали друг на друга с симпатией. Дадешкалиани остер, за словом в карман не полезет, изысканно любезен, учтив, чувствуется кавказская натура и петербургское образование. Склоняет И Шань со временем приехать в Петербург.
«Это ты, Муравьев, на Кавказе воевал, вмешивался со своим войском в распри между христианами и магометанами и там научился от тех и других доброжелательному гостеприимству! Привез к нам кавказского красавца князя. Это тоже хвастовство, на которое Китаю пока нечем ответить. У нас пока нет своего Кавказа, но есть Тибет».
– А у вас едят свинину? – спросил И Шань.
– Да, ваше сиятельство.
Ответ понравился И Шаню.
– А баранину?