Ветер над сопками - стр. 23
Вспомнив про свои наручные часы, Речкин резко поднес их к глазам, успокоившись в ту же секунду. До шести утра стрелкам предстояло отсчитать еще почти полчаса.
Алексей лежал на кровати в галифе и белой нательной рубахе. Постельное белье Нина постирала в день отъезда, и оно лежало на полке в шкафу, вместе с запасным комплектом. Вечером же Речкин не нашел в себе сил даже на заправку кровати. И теперь ему осталось довольствоваться покрывалом и двумя голыми, без наволочек, подушками, которые местами неприятно кололись торчащими из них перьями.
Комната, вязнущая в полумраке и бездвижном томлении, казалась Речкину незнакомой. Он впервые ощущал в ней неимоверное одиночество. Почти год Алексей прожил в этой комнате. Здесь его всегда встречала и провожала Нина, здесь рос их Ванька. Вокруг бурлили вперемешку радость и любовь, дышала изо всех сил, согревая тесные стены, своим отчаянно счастливым дыханием жизнь. И даже сейчас Алексею представлялось, что Нина куда-то вышла с сыном, совсем ненадолго. Ведь так явственно он представлял себе их здесь, все вокруг напоминало о них и даже пахло ими…
Но с давящей на сердце горечью Речкин, конечно же, понимал, что в реальности ни Нины, ни Ваньки поблизости нет. И как скоро он сможет увидеть их, оставалось загадкой. Неделя? Две? Месяц?..
Алексей поднялся с кровати. Засунув руки в карманы галифе, он босиком прошелся из одного угла в другой, скрипя дощатым полом. Почти все здесь было сделано руками Алексея и старшины либо переделано из старой армейской мебели. Большего жизнь в отдаленном гарнизоне, куда даже нет дорог, позволить не могла. Эта комната, с ее скромной обстановкой, незатейливой утварью, бревенчатыми стенами, сильно напоминала Речкину родительский дом. Наверно, поэтому она дарила ему еще большее тепло и душевное спокойствие, чем могла бы на первый взгляд.
До ухода в армию Речкин жил так же скромно. Деревенская изба в тихом подмосковном селе Ступино была по-крестьянски скудно обставлена мебелью, сделанной исключительно отцом Алексея – Макаром Егоровичем. Мужик он был умелый. Спокойный и рассудительный, казалось, он мог решить любую проблему, выйти из любой ситуации. Но только от одной беды уйти Макар Егорович так и не смог. Любил он выпить. И с годами привычка эта все прочнее затягивала его. А как напивался, его словно подменяли. Гонял жену по дому, устраивал ей скандалы, доставалось и детям. Инвалид с Гражданской войны, без ноги, работал он сторожем на складе. Там, в своей тесной каморке, он и замерз по зиме, изрядно приняв перед этим на грудь. Алексею тогда было почти пятнадцать. Потеряв одного родителя, он стал старшим мужчиной в доме. Сестра вскоре вышла замуж, и Речкин принялся со всем своим благодарным и преданным неистовством помогать матери. Работал вместе с ней в поле, вел мужские дела по хозяйству, помогал воспитывать младшего брата. Мать, женщина простая и безграмотная, настаивала все же, чтоб Алексей закончил школу. Речкин сумел найти время и на учебу. Семь классов средней школы уже гораздо позже сыграли свою важную роль, когда Алексея от воинской части, где он служил срочную службу, направили в Харьков поступать в военное училище погранвойск НКВД. Пусть и не триумфально-грандиозно, но четко и уверенно, он все же сумел набрать необходимый минимум по вступительным экзаменам. И той безграничной радости, горделивого наплыва, которые тогда испытывал Алексей, не было предела. Состояние эйфории зашкаливало, уносило его под самые небеса. Уже намного позже, обремененный тяжким курсантским трудом, завязший в тяжелой, рутинной бытности военного училища, Речкин мысленно, с грустью, прощался с деревенской, совсем не легкой, но с младенческих лет близкой ему жизнью. С ее спокойным, размеренным и очень понятным, простым укладом.