Ветер моих фантазий. Книга 2 - стр. 25

Но, когда сознание юного человека, заигравшегося со своими исследованиями, стало меркнуть, когда он перестал отчаянно пытаться отбиваться и затих, совсем обвис на его руке, кианин разжал пальцы. С ухмылкою смотрел, как упало и дёрнулось тело того, кто причинил боль ему и его аини. Или… или сейчас его волновало только то, что этот мальчишка причинил боль ему?..

Сознание Сандиаса прояснилось не сразу. Он ещё долго жадно глотал воздух, интуитивно. Кианин стоял и ждал. Вот враг наконец-то открыл глаза, но уже без того мерзкого любопытства, с каким смотрел на Кри Та Рана прежде. Сознание кианина не поняло всего, но душа прекрасно поняла, что движет этим жестоким мальчишкой. И осколку едва живой души или всё же давно убитой, но как-то сохранившейся внутри артэа… эта душа ненавидела того, кто мучил её из одного только любопытства.

Вот взгляд Сандиаса прояснился. Он смотрел уже в одну точку. Кианин стоял и смотрел.

Вот человек напрягся. И даже порывисто поднялся, опираясь на локти, отчаянно дёрнулся, пытаясь отодвинуться подальше от него. Кианин стоял и смотрел.

Это был первый день, когда Сандиас чувствовал себя таким беспомощным и испуганным. Но он был столь сильно напуган, что у него даже не было сил, чтобы ненавидеть своего мучителя. Только пытаться отодвинуться. Неудобно. Безуспешно. А тот стоял и смотрел на него сверху вниз. С тем же любопытством, с каким ещё недавно смотрел на него человек.

Вдруг чужой хианриа дёрнулся. И человек обречённо замер, боясь, что теперь-то его точно убьют. И, может, снова будут мучить. Ведь Кри Та Ран хотел его мучений! Ведь он видел это!

Но взгляд мальчика напротив был каким-то странным. И… и даже вдруг стал грустным. И… и этот искусственный мальчик вдруг серьёзно спросил у живого:

– Что такое человек?..

И взгляд был его и не его будто. Будто изнутри этого искусственного тела кто-то посмотрел на Сандиаса. Кто-то другой. Более сильный. Более мудрый. Более древний. И… и очень грустный.

«Кианин не мог…» – растерянно подумал жадный исследователь.

Но из глаз искусственного тела на него смотрел кто-то осмысленный. Кто-то, кого волновало намного больше, чем запрограммировано в интересы и цели кианинов. И этот взгляд зачаровывал. И этот взгляд пугал.

«Но ведь он же Китрит 66-1, – запоздало вспомнил Сандиас, снова вспомнил. – У него есть какая-то часть души. Сохранилось что-то от души»

Мозг вдруг перестал думать. Ушли суетливые мысли. Ушёл страх.

Сознание юного исследователя ещё не поняло.

Но душа осознала.

Сейчас из глаз искусственного тела, из хрупкой тюрьмы артэа… да, в этот миг стены тюрьмы стали слишком тонкими и хрупкими. Сейчас на него смотрела чужая душа. Живая душа. Всё ещё живая.

Две души смотрели друг на друга из разных тел.

«Что такое человек?» – спросила одна, искалеченная страшно, но ещё живая.

А другая душа поняла, что на самом деле та, измученная и искорёженная, но всё ещё живая душа изнутри чужого тела, изнутри своей темницы спросила у его души:

«А ты… ты можешь называть себя человеком?».

Ту, другую душу, волновал этот вопрос. Интересовал её. Она, будучи измученной и отформатированной, всё же тянулось к своей сути. К сути всего. К сути его, Сандиаса. Иначе бы Кри Та Ран этого не спросил.

Но… Сандиаса прежде не волновал этот вопрос. Он… он как-то жил без этого всего. Человек, живой, которого осколок чьей-то души серьёзно спросил.